Sleepy Xoma - Путь тьмы

Сейчас он нашел себе место возле солдатского костра, слушая краем уха болтовню гвардейцев и провожая глазами снопы искр, то и дело взлетающих вверх над жадными языками пламени.

Это был его первое серьезное испытание и Китарион боялся провала. В прошлом году все было легче — они наскакивали, били и отступали. От него, по большому счету, мало что зависело — император лично следил за смертельным танцем, который плясали его гвардейцы с котами. Он все время был рядом, подсказывал, помогал. Сейчас же капитан гвардии оказался предоставлен самому себе, более того, любая его ошибка могла привести к краху, провалу всего плана, что не прибавляло особой уверенности в себе.

Китарион многое бы отдал за то, чтобы владыка оказался сейчас рядом, подбодрил, указал на ошибки… Но того не было, а значит, он будет справляться самостоятельно. И он не подведет Властелина!

Черным нетопырем из тени вышел все такой же радостный Кштиртион. Хотя нет, сейчас язвительный маг, кажется, превзошел самого себя по степени самодовольства.

— Не спится? — вместо приветствия спросил он, присаживаясь рядом.

Пространство вокруг костра моментально опустело, что вызвало у некроманта новую порцию усмешек, которые Китарион решил попросту игнорировать.

— Не очень.

— А я, пожалуй, и вздремнул бы, но не выйдет. До утра нужно запытать еще десяток человек.

Он произнес эти слова столь жизнерадостно, что даже у Китариона, не испытывающего ни малейшей жалости к марейнийцам, волосы встали дыбом.

— Смотри, не войди во вкус, а то потом начнешь мучить людей ради удовольствия.

— Ага, и заведу себе башню из черепов.

— А по праздникам будешь устраивать кровавые оргии и есть младенцев.

Мужчины рассмеялись.

«А ведь он тоже волнуется»! — внезапно понял гвардеец и от осознания этой простой истины все его напряжение и нервозность куда-то улетучились, будто их и не было. То, что страшные некроманты, оказывается, тоже могут чего-то бояться, как ни странно, успокаивало лучше глотка крепкой медовухи.

— Скажи, Кштиртион, справитесь завтра с их магами?

— Должны. Для этого сегодня мне и приходится пускать кровь — жертвы одарят верных Матери своей жизненной силой. А ты, сдюжишь, капитан? Впервые же будем воевать по-новому.

— Да, — столь же уверенно ответил ему Китарион. Все его страхи теперь отправились глубоко на дно сознания, где им было самое место. — Мы с владыкой десятки раз отрабатывали порядок действий.

— И это принесло свои плоды в Саргилии, но сумеешь ли ты повторить его?

— Можешь не беспокоиться, завтра и мертвые и живые сделают все, что должны. Победа будет нашей.

— Верю, — некромант зевнул, прикрыв рот ладонью. — Я слышал, что ты собираешься воевать в поле. Не лучше ли остаться за частоколом?

— Нет, — возразил кольценосец. — Тогда мы не сумеем в полной мере воспользоваться преимуществами изобретеного владыкой строя. К тому же нам нужно заставить марейнийцев напасть без раздумий и долгой подготовки, армия вне упреплений, готовая к бою, подойдет в качестве приманки лучше всего.

— А если у Ниргашта хватит ума не лезть?

Китарион поднял голову от костра, а его пальцы сжались. Он ждал этого вопроса и боялся его, но не потому, что сказать на сей счет было нечего. Наоборот, ответ был, и это него становилось муторно на душе.

— Тогда начинайте убивать детей. Это его расшевелит.

— А мне будет позволено пить их кровь?

— Хватит ерничать! — Рассердился капитан, которого одна только мысль о грядущем массовом детоубийстве приводила в трепет. — Скажи лучше, удалось ли обнаружить что-нибудь новое?

— Ничего. Враги собираются брать нас в клещи. Одна колона пойдет через лес, другая по лугу, основная масса ударит в лоб. На взгляд во фланговых отрядах по три-пять тысяч человек, конницы многовато, правда, ну да у них три четверти армии на конях.

— Ничего удивительного — соседи орков все-таки. Еще в имперские времена они составляли почти половину имперской конницы и в бою не сильно уступали рыцарям Лиги. — Это было чистой правдой. Жители Марейнии, вечные соседи орков и верные подданные Черных Властелинов первыми отказались от традиционнго орочьего стиля борьбы, и перешли к тактике таранного удара. Прочим имперцам понадобилась не одна проигранная война, чтобы осознать правильность подобного шага. — Про союзников ничего не слышно?

— Нет. Это меня и настораживает.

— Владыка четко говорил, что они придут к нам на помощь, когда разразится главное сражение за Марейнию, а значит, так и будет. Отряди завтра пару некромантов, пускай обследуют окрестности и обо всех странностях сообщают лично мне.

— Сделаю — нехотя подчинился Кштиртион, — хотя мне не нравится отрывать магов, которых и так не хватает, по пустякам.

— Владыка Паштион тоже так считал.

Этот довод подействовал, но труповод все равно горестно вздохнул и выглядел недовольным.

— Ничего, — утешил его капитан. — Вот выиграем летнюю кампанию, получим пару годков передышки, понатаскаем молодняк. Глядишь, будешь сотней некромантов командовать и миллионом мертвецов.

Некромант криво ухмыльнулся.

— Знаешь, — произнес он вдруг, — а ведь я мог остаться.

— Что? — не понял кольценосец.

— У меня был выбор. Я же говорил, что закончил исиринатийскую Академию в пятерке лучших. — Он бросил короткий взгляд на Китариона. — Не веришь, наверное.

— Что ты, конечно, верю, у худших такого самомнения не бывает.

Маг пропустил колкость мимо ушей.

— А знаешь, почему я вернулся?

— Костлявого испугался?

— Что ты, я тогда еще ничего не знал про верховного. Владыка рассказал правду только тогда, когда я получил диплом Академии и тут же предложил выбор.

— И ты добровольно замуровал себя под землей.

— Да.

— Должно быть, — медленно произнес Китарион, — причина была действительно уважительной.

— Ага, наверное, — весело согласился Кштиртион. — Мои родители служили Матери. Старшая сестра тоже. Их зарезали прямо на моих глаза. И меня бы прикончили, да только вот сердобольный орденец в последний миг сжалился, сказал, что и из дурного семени может произрасти красивый цветок. — Некромант хмыкнул. — Цветочек, и правда, произрос и теперь очень хочет отплатить добрым садоводам той же монетой.

Он поднялся и махнул рукой остолбеневшему Китариону.

— Ладно, капитан, оставляю тебя одного. Не проспи битву.

Капитан остался один, пытаясь понять, чем же это он вызвал такую откровенность.

Под утро, наконец, усталость взяла свое, и кольценосец погрузился в тяжелый муторный сон, в котором мелькали сожженные города, истекающие кровью дети, и хохочущий Кштиртион, разбрызгивающий во все стороны жидкого, пульсирующего и переливающегося всеми цветами радуги огня.