Юрий Раджен - В тени монастыря (СИ)

- А потом и тролли начали снова выходить из лесов. После их поражения в войне прошло несколько десятилетий, и за это время они растеряли все остатки своего былого могущества. Исчезли ручные волки, никто не видел больше морских змеев, и даже они сами стали будто бы меньше и слабее. Конечно, они по-прежнему превосходили ростом и силой все другие народы, но этого не хватало, чтобы выживать в лесах дичком, завернувшись в шкуру, ночуя в пещерах и питаясь сырым мясом, грибами и кореньями. Слабость сделала их дружелюбнее, и они, робкие, голодные и оборванные, приходили в наши деревни, знаками прося о еде и ночлеге. Картина была настолько жалкой, что поселенцы, несмотря на столетия вражды и войн, приняли их. И тут оказалось, что тролли гораздо больше похожи на людей, чем на зверей: они легко учили наш язык, осваивали ремесла, особенно те, в которых требовалась большая сила, вроде пахоты, строительства или кузнечного дела, а некоторые, самые способные, преуспевали даже в чародействе! Так что поселенцы не пожалели о своем выборе, и тролли стали полноправными жителями Северных Земель, и не только их - со временем, они расселились по Сегаю вплоть до Диволесья, куда эльфы вывозили их в качестве строителей и чернорабочих. Сейчас в любой части Мира кого угодно можно найти, и гоблина, и эльфа.

- А как все-таки вы оказались в лесу? - нетерпеливо спросил Ярин, опасаясь, что рассказ так и будет вращаться вокруг событий трехсотлетней давности. На мгновение Орейлия неодобрительно поджала губы, но сразу же продолжила:

- Так вот, два века процветало и государство, и Сталка, и моя семья. Там, где была деревня, со временем возник небольшой городок: мой прапрапрадед основал здесь медную шахту, прадед проложил железную дорогу, отец построил вокзал, а я - вот эту самую мельницу, что на картине нарисована. Я тогда совсем молодая была, только что вернулась в Сталку из Академии Чародейства, и у меня руки так и чесались обустроить городок, сделать его еще лучше, чтобы люди жили богаче, и чтоб моя семья могла мною гордится. Оглянулась я по сторонам, и вспомнила, что муку в Сталку всегда из других городов привозили. Прикинула, посчитала - так и так своя мука дешевле выходит, удивительно даже, что за это раньше никто не взялся. И построила.

- Но мельница сыграла со мной в итоге злую шутку. Время тогда уже было неспокойное, на Сегае то и дело вспыхивали мятежи и восстания, но царю до поры до времени удавалось поддерживать мир, действуя убеждением, уговорами, а, когда необходимо, и оружием. Кончилось это тем, что какие-то одержимые убили Владыку Эалайю...

- Кто такой Владыка? - спросил Ярин, услышав незнакомое слово.

- Первый жрец, духовный символ, святой человек. Он помазывал царей на трон, наставлял людей на путь истинный, был символом, скрепляющим государства Сегая воедино. Собственно, с его-то убийством все и началось. Заговорщиков, конечно, нашли и повесили, но Эалайя оставил наследником двенадцатилетнего сына, слабого и умом, и телом. Началась смута, а потом - войны: сначала заполыхало Загорье, а затем столкновения перекинулись на запад, положив конец Унии. Нам, северянам, долгое время казалось, что все эти волнения далеко и нас не касаются: места здесь были глухие, мы не особенно зависели от других, предпочитая жить самостоятельно. Но со временем, накрыло и Север. Рекрутеры забирали все больше людей на войну, оскудела торговля, люди становились все беднее, зато стали появляться беженцы, среди которых встречались и мошенники, и блаженные, и фанатики.

- И вот как-то после Белтэйна... Первого дня лета, - объяснила Орейлия, поймав недоуменный взгляд слушателя, - к нам в дом вломились пьяные рожи, несколько десятков, и заплетающимися языками заявили, что хватит нас терпеть. Вы, говорят, чернокнижники, с демонами знаетесь, черной магией промышляете, весь город в своих лапищах зажали, а теперь еще и за хлеб вам платить? Чтоб вы жировали, пока мы с голоду пухнем? Как будто было лучше платить кому-то из соседней деревни, да еще и втридорога! Пьяницы заявили, что теперь городом управляют они, а мельница, вокзал, железная дорога, и наш дом отныне принадлежат народу, который их и построил.

- А они и вправду строили? - спросил Ярин. Орейлия сверкнула на него глазами:

- Я строила. Я и мои предки. А они просто складывали одни камни на другие. В округе достаточно и камней, и людей, кто ж им мешал построить ту же самую мельницу самостоятельно? Если они хотели строить, а не грабить? Некоторые, впрочем, так делали - и становились почтенными и уважаемыми людьми, которых выгнали точно так же, как и нас.

- Так вот, мы оказались на улице и, скорее всего, были бы убиты через несколько недель или месяцев. Нас спасло чудо. Моя мать рассказывала, что в день убийства Владыки Эалайи ей во сне явилась покойная бабушка и приказала матери построить дом в глухом лесу, подальше от Сталки. Казалось бы, сон и сон, но бабушка возвращалась каждую ночь, требуя своего дома, и полностью лишила мать отдыха и покоя. Отец, видя ее страдания, решил выстроить здесь особняк в надежде, что это успокоит призрака. И действительно, едва был заложен фундамент, как кошмары оставили маму. Мы выезжали сюда на лето, и все гадали - ну что в этом доме такого важного, чтобы пробудить призраков от вечного сна? Вот и выяснили... Мы перебрались сюда с нашими соседями, которым тоже удалось унести ноги. Так и жили двумя семьями, я вышла замуж за их сына, родила своего...

- И где они все?

- Алехей подался в столицу, а все остальные умерли, - вздохнув, ответила женщина.

Повисло молчание. Ярин, чувствуя, что он должен сказать что-нибудь сочувственное, нерешительно начал:

- Мне очень жаль, я...

- Брось, что тут жалеть? Другим повезло еще меньше: некоторых убили на месте, других заточили в тюрьму, а третьим пришлось покинуть родные земли и бежать в неизвестность и нищету. Мы же ушли не так далеко, жили в покое и достатке, и радовались, что о нас забыли. Позднее оказалось, что через пару лет после нашего изгнания началась Великая Война, и "новым правителям" пришлось заняться делами поважнее, чем поиск чернокнижников. На войне многие селяне погибли, или просто не вернулись в Сталку, городские сказания превратили бывшего лорда в чудовище, у которого разве что рога на голове не росли. Так что мы, даже приходя в деревню за покупками, оставались неузнанными - в нас видели только чокнутых отшельников. Даже звали обратно, но с чего бы нам возвращаться? Чтобы работать на тех, кто однажды нас выгнал? Здесь я прожила жизнь для себя, у меня был любимый муж, я воспитала сына, да и скучать мне не приходилось: видишь все эти штуки? Все их сделала я сама, а половину - еще и придумала... Муж-то у меня по огороду все больше был. Так что я ни о чем не жалею. Да и в конце жизни уже поздно о чем-либо жалеть.