Валерий Большаков - Командор

— Господин ван Хоорн является главою Нового Амстердама? — холодно проговорил Сухов, не глядя на Албертуса.

— Нет… — замялся второй директор Вест-Индской компании. — Он… он — святой…

Олег пренебрежительно усмехнулся.

Вот уж кого он терпеть не мог, так это всякого рода изуверов и прочих хитро… мм… задых, примазавшихся к религии и паразитирующих на вере людской.

Правда, Сухов был человек ответственный, и трезвые добропорядочные мысли его тоже посетили.

О том, к примеру, что не стоило бы восстанавливать против себя град сей, связываясь со «святым».

Но всё же корсар победил в Олеге политика.

— Никогда не поверю, — сказал он, усмехаясь, — что Господь дивен в таком-то святом! И не дело паствы объявлять чью-либо святость, даже если некий пройдоха того добивается. Истинно святой человек скромен по доброй натуре своей и наверняка воспротивился бы столь лестной оценке собственных деяний. А вот вашему ван Хоорну по сердцу хвала пришлась, ибо гордыня правит мужем сим и тщеславие ненасытное! Так разве от Бога плевела сии злонравные, душу на погибель обрекающие?

Толпа проявила смятение, а ван Хоорн злобно воз-говорил, тыча в Сухова клюкой:

— Изыди! Изыди, отродье сатанинское!

— Принесите святой воды, — поморщился Олег, — и побрызгайте на этого кощуна! А то что-то серой пованивает.

Обведя толпу ледяным взглядом, он посмотрел на растерянного Верхюлста.

— Так мы договорились насчёт товаров? — спросил Сухов спокойно.

— Д-да, — выговорил Виллем, облизывая пересохшие губы. Было видно, что ему очень, как дети говорят, сильно-пресильно не хочется идти против ван Хоорна, но жадность победила страх.

— А мой дядя, если надо, примет ваше серебро, — решительно заявил Крейн.

— Прекрасно, — кивнул Олег и лишь теперь посмотрел на пару несчастных, топтавшихся на эшафоте. — Это самое… Можно узнать, в чём провинились молодые люди?

Лицо у Верхюлста снова стало несчастным.

— Они обвиняются в колдовстве… — неуверенно промямлил он.

— Вот как?

— Чушь всё это! — яростно воспротивился один из осуждённых, беловолосый и синеглазый, как хрестоматийный добрый молодец. Видимо, воспрял духом после перепалки ван Хоорна с де Монтиньи.

— А вот и не чушь! — заорали из толпы. — Из-за вас, бесов, моя корова сдохла!

— А мы-то тут при чём?! — возмутился другой приговорённый, с чёрными волосами, длинными и прямыми, как у индейца. — Нас с братом месяц не было в городе! Охотники мы, меха промышляли!

— Повесить их! — возопил ван Хоорн, краснея от ярости и колотя клюкой. — Немедленно!

«Стражи порядка» кинулись исполнять приказ «святого», но были остановлены резким голосом Сухова:

— Стоять! Нолан, Яр, Франсуа!

Повинуясь жесту капитана, Чантри, Быков и де Жюссак взлетели на эшафот, небрежно оттесняя палачей, и, разрезав путы на обоих «колдунах», свели тех вниз.

— Как ты смеешь вмешиваться в Божий суд? — взревел ван Хоорн, бледнея, отчего краснота пошла по лицу его пятнами.

— Заткнись, — посоветовал Олег и повернулся к братьям-охотникам: — Звать вас как, колдуны?

— Не колдуны мы… — забубнил блондин.

— Да это он колдун! — озлился брюнет, кивая на ван Хоорна. — Когда ему Марта отказала, он тут всех застращал, наговорил всякого, что и ведьма она, и то, и сё. А эти дурачки напугались и сожгли Марту!

— А мы ни сном ни духом! — с жаром сказал светлый и перекрестился. — И в Господа нашего Иисуса Христа верим, и никакой волшбой в жизни не занимались! Поклёп это!

— Это я виноват, — признался тёмный. — Проговорился, дурак, грозить стал этому упырю старому, что о его делишках тёмных расскажу. Ушли мы с братом в лес, да и забыли обо всём, а на днях вернулись — и нас сразу в колодки! А теперь — вон… — Он неловко кивнул на виселицу.

— Суду всё ясно, — усмехнулся Сухов. — Как вас звать хоть?

— Я — Клаас, — сказал брюнет.

— А меня Янсом зовут, — молвил блондин.

— Будем знакомы, — скупо улыбнулся Олег. — Судя по всему, жизни вам тут не дадут. Уходите лучше в леса, земля велика. Или, если хотите, могу взять вас в команду.

— Хотим! — дуэтом воскликнули братья.

— Вы приняты.

— Взять его! — каркнул ван Хоорн, словно повторяя за Суховым, и указывая на командора.

Толпа угрожающе качнулась, но мушкетёры не сплоховали — всё такие же бесстрастные, они вскинули мушкеты, готовясь дать залп.

Местные разом отпрянули.

Олег приблизился к Албертусу и оглядел его, словно уродца в кунсткамере.

— Не так давно я сжёг на костре главного инквизитора Мехико, — проговорил он доверительно. — Стоит мне только пальцами щёлкнуть — вот так! — и мои люди мигом вздёрнут твою «святую» тушку, благо петельки готовы.

— Лучше бы тебе, чужак, — проскрежетал ван Хоорн, — не стоять у меня на пути!

Не отвечая «святому», словно потеряв к нему всякий интерес, Сухов поворотился к толпе, с усмешкою обозревая насупленные, озлобленные, равнодушные, тупые или осмысленные, страшащиеся или радующиеся лица.

— Господин ван Лоббрехт, — медленно проговорил он, — переведите этим людям то, что я скажу. Это самое… Мы пробудем в Новом Амстердаме недолго — сделаем свои дела и уйдём. А вы останетесь. На этих двух кораблях, что прикрывают мне спину, под сотню пушек, они заряжены. Достаточно скомандовать: «Огонь!» — и от вашего городишки один форт останется. Но я не буду отдавать такой команды. — Снова обведя присутствующих взглядом холодных глаз, словно желая удостовериться в том, что его слова оценены по достоинству, капитан продолжил: — Хватит одной меткой пули или крепкой верёвки, чтобы покончить с этим сморчком, — Олег указал на ван Хоорна, — но и это не моё дело. Вы уж сами как-нибудь сделайте выбор: молиться ли Богу или поклоняться слуге дьявола.

— Он — святой! — крикнули из толпы.

— Да неужто? — комически изумился Сухов. — А кто видел чудеса им явленные?

— Он спас мою внучку! — с жаром сказал рыжий дедок, сказал на приличном французском. — Святой Албертус исцелил её!

— Да ничем она не болела, твоя внучка! — парировал Янс. — Просто обожралась, и всё!

По толпе прошли смешки.

— А от индейцев нас кто спас? — не сдавался рыжий старец. — Забыли, что ли? Прошлым летом их сюда добрая тысяча нагрянула! А Албертус один вышел им навстречу, вознёс молитву, и все дикари убоялись! Бегом отступили! Так-то!

— Не так! — гаркнул Клаас. — Ваш «святой» сам подговорил вождя мохауков Уинчину привести своих воинов под стены города, чтоб попугал тут всех, изображая, будто вот-вот нападёт! Индейцы всё сыграли в точности, как бродячие артисты, а за это ван Хоорн отблагодарил их — сунул Уинчине пять старых мушкетов!

Тут уж заорали все хором, и кулаками замахали, и к ножам потянулись.