Гай Орловский - Высокий глерд

Я скромно улыбнулся.

— Ваше величество, позвольте, это я объяснять не стану.

Она посмотрела исподлобья.

— Кажется, начинаю догадываться… Но это в корне все меняет.

Пылесос взобрался почти до последней ступеньки, но сорвался и с грохотом съехал на спине, ритмично постукивая на каждой, на полу у самых наших ног завертелся волчком на выпуклом панцире.

Я процедил сквозь зубы:

— В металлолом восхотел?..

Он жалобно пискнул, из отверстий в панцире поспешно выдвинулись сразу два манипулятора, я не успел слова добавить, как перевернули стальной пылесборник с грохотом на пузо, и он не пополз по ступенькам, а помчался скачками, как резвый щенок.

— Еще раз такое выкинешь, — сказал я вдогонку, — понял?.. Закажи новые детали, проапгрейди прогу… Анька, проследи за этим дурнем, чтобы ничего не забыл!

Во весь экран появилось лицо Ани Межелайтис, томно облизнула губы и сообщила эротичным голосом:

— Хорошо, босс… Все, что скажете, босс!.. Только намекните, босс!

Я оглянулся на королеву, внимательно прислушивается, сказал раздраженно:

— Никого не принимаю! Отключи связь. Вообще отключи.

Аня кокетливо вскинула тонкие шнурки бровей, пухлый ротик приоткрылся дико эротично.

— Кроме, — спросила она в изумлении, — чрезвычайных ситуаций?

— Даже чрезвычайных, — начал я, потом махнул рукой: — Ладно, те оставь, ну там пожар, война, вторжение марсиан…

Королева внимательно наблюдала за мной, на губах проступило нечто напоминающее напряженную улыбку.

Аня исчезла, королева сказала негромко:

— Если не король, то не меньше, чем герцог?.. Столько народу добивается твоей аудиенции!.. И столько хотят подружиться с тобой!..

— Френды, — буркнул я, — еще не друзья. Мало ли что им надо… Я еще помню нигерийские письма…

— Тебе служат могущественные демоны, — продолжила она. — Тебе подчиняется весь замок… Здесь много народу?

Я огрызнулся нервно:

— А зачем они мне?.. Я один.

— Для одного человека, — сказала она очень серьезно, — это роскошно. Ты не крестьянин.

— Еще бы, — ответил я саркастически, — я планктон!.. Теперь такое время, что даже планктон — звучит гордо.

Она медленно допила сок, на лице ни тени эмоций, хоть бы сказала, что вкусно, но, понятно, королева, ей сказать, что вкусно, это почти поблагодарить, но как можно так низко пасть самой королеве!

— Ваше величество, — произнес я, — позвольте совершенно искренне восхититься вашей железной выдержкой. Я смутно догадываюсь, каким чудовищным вам должен показаться этот мир… не то, что мне ваш, но вы… вы великолепны!.. Ни диких воплей, ни ужаса, ни попыток бросаться на стены, согласен, весьма странные, ни обморока…

Она смотрела на меня холодно и высокомерно, и хотя это злит, но одновременно и восхищает.

— Я королева, — сообщила она так, словно я увидел ее впервые, — царствующие особы с колыбели обучаются держать себя на публике.

— Здесь нет публики.

— А вдруг? — произнесла она. — Потому я королева даже в пустой комнате.

Я поклонился.

— Ваше величество. Вы — человек долга. Я восхищен, и мне жутко стыдно. Сам я вообще-то безвольная свинья. У меня ни чувства чести, ни чувства долга. Тем более я эта… преклоняюсь. Ибо вы… недосягаемы.

— Верни меня обратно, — ответила она.

Я ощутил сильнейшую беспомощность и жгучий стыд. Она все еще смотрит на меня, как на мужчину, у которого Долг, Честь, обязанности, не понимая, что от обязанностей всяк прячется, как собака от мух, а про долг и честь давно забыли, мы ж не дикари какие-то…

— Я, — проговорил я, — я… думаю над этим сложным вопросом. Уже голова пухнет, видите?

Я смотрел, как медленно и величественно встала из-за стола, нет, поднялась, есть разница между встать и подняться, так же неспешно вышла, оставив стул, это уже я придвину, понятно, она же королева, а я черт-те что, в задумчивости прошлась по гостиной, медленно и осторожно прикасаясь кончиками пальцев к стенам, мебели, приборам…

Я чувствовал нарастающее беспокойство, далеко не все в доме замкнуто на меня, иначе самому пришлось бы обслуживать гостей, а так любой может включить телевизор и выбрать программу, достать из холодильника пиво, включить или выключить свет…

Я начертил мысленно ее траекторию, обязательно пройдет мимо транскомпа, неделю тому я начал собирать его собственноручно, это гораздо дешевле, чем купить в магазине, это не по карману, но сейчас в полуразобранном…

— Платформу влево, — произнес я вполголоса, — разъемник выше…

Королева, как я и рассчитал, подошла, прикоснулась кончиками пальцев… я нарочито отвернулся, а за спиной сухо затрещало, раздался сдавленный вскрик. Я быстро оглянулся, королеву отшвырнуло на другой конец комнаты, где и растянулась на полу. Волосы дыбом, глаза выпучены, а зубы стучат мелко-мелко. Руки тоже трясутся, как у припадочной, щеки бледные, как мел.

Я охнул:

— Что за дурь? Могло же вовсе убить!..

Ее крупно колотило, выговорить не может ни слова, я поднял ее на руки, никогда бы не подумал из-за ее массы платьев, что такая легкая, понес к дивану, она даже не поняла, что с нею делают, и бережно опустил на роскошно мягкую поверхность.

Пришла в себя не скоро, руки еще дергаются, но ухитрилась выговорить:

— Что… это… было?

— Ответ, — сообщил я с невольным злорадством. — В жилище такого могучего мага, как я, нельзя и шагу ступить самостоятельно, ясно?.. А делать можно только то, что разрешу. Что изволю разрешить по своей великой милости и добрости. Понятно, почему?

Она прошептала:

— По…че…му?

— Потому что здесь главный я, — сообщил я злорадно. — А ваша жизнь, ваше бывшее величество, теперь в моих гнусных лапах! И ваша честь. Да и вообще… усе.

Она осталась лежать неподвижно, даже руки перестали трястись, хотя пальцы еще мелко-мелко вздрагивали. Глаза огромные, вытаращенные, ресницы трепещут, как крылья у бабочки, что хотела бы взлететь, да боится шныряющих вверху страшных хищников — воробьев и ласточек.

Потом ее лицо отвердело, в глазах проступила привычная жестокость, она медленно поднялась, даже возделась, будто не сама по себе, а некая сила ее подняла, встала и пересела в кресло за столом.

— Я не враг, — произнесла она прежним холодным голосом, как разговаривала в тронном зале с придворными.

— Надеюсь, — ответил я.

— Тогда… зачем?

— Дом защищается, — объяснил я. — Ваше величество, волшебный дом просто предупредил, что нельзя ничего трогать без разрешения хозяина. В следующий раз просто убьет! Или сделает еще хуже…

Она проговорила нетвердым голосом:

— Что может быть хуже?

— Сделает вас старой, — ответил я без жалости. — Кожа станет морщинистой и дряблой, щеки обвиснут, под глазами появится три яруса серых мешков, похожих на рыбацкие сети, с темными пятнами на щеках и лбу, а шея так и вообще…