Гай Орловский - Высокий глерд

Он испуганно отстранился.

— Ты бьешь в самое больное место!

— Я такой, — согласился я. — Нам нужна одна победа, а за ценой не постоим!.. Если враг сдается недостаточно быстро, его уничтожают. Ладно, Фицрой, я выходил проверять тут одно колдовство…

— Какое?

— Если у тебя к утру хвост не вырастет, — сказал я шепотом, — то из меня пока что хреновый маг. Но ты же хочешь, чтобы у меня все получилось? Так что постарайся…

Рундельштотт все еще сидел с книгой, когда я вошел в комнату, но сразу отложил, посмотрел с живейшим интересом.

— Ну как?

Я пробормотал:

— Да не очень-то, надо больше времени и подопытных, но все-таки за полсотни шагов ощутил от одного с вот такой мордой… Не знаю, чем я ему насолил, но от него просто дерьмом пахнуло…

Он сказал с удовольствием:

— Вот видишь? Что значит твои способности!

Я пожал плечами.

— Это ваша гадость, которую вы называете сладкой…

Он оглянулся на стол.

— А что, горькая? Вообще-то еще не пробовал, это я готовлю мазь для побитых язвой ног у коров. Тебе не снадобье требовалось, а что-то такое, чтобы подтолкнуло. А в горькое средство мы все почему-то верим больше…

Я стиснул челюсти, сел за стол, чувствуя, как в животе начинают ходить тяжелые волны.

— Мастер, вы вообще-то свинья… Хотя пакостную людскую натуру знаете, признаю. А теперь что, когда я как бы пробудил в себе древнее зло?.. Ладно-ладно, это так говорят. Нет во мне зла, я почти овечка. Каждый стрижет, а скоро и шашлыки будут делать.

— Сейчас ты веришь в свои силы, — ответил он, — теперь можешь попробовать что-то да создавать. Крохотное. И на недолго. Только не наглей. Уверенность и наглость почти одно и то же, но не совсем…

Я слушал его, запоминал, а потом, ободренный, что во мне что-то есть, попрощался и отправился к себе.

В этот раз удалось проскочить через двор, не вызывая особенного внимания, на лестнице пусто, но на ступеньках перед дверью в мою комнату сидят те же двое орлов. Начали подниматься, я жестом опустил их на место.

— Сидите, сидите!.. Вот стану вашим командующим, тогда напрыгаетесь.

Они ухмыльнулись, а я открыл дверь и шагнул через порог, сердце стучит часто и сильно, требуя начинать делать что-то наступательное, а не только продолжать отступление с мелкими контратаками.

Почему цветочек рассыпается через пару минут, понимаю, тот великосветский хмырь не представляет строение стебля, хлорофилла, херобластов, ядер и хламидомонад, потому создал только видимость растения, что неотличимо от настоящего, но на самом деле у него в ладони была только оболочка, а не цветок…

Я не хмырь, цветочки и всякое сю-сю таким орлам без надобности, я выложил на стол единственную пулю и уставился в нее бараньим взглядом, требуя превратиться в дюжину или хотя бы в парочку.

Пуля намного проще, в ней нет того внутреннего строения с ДНК, хлорофиллом и бурной внутриклеточной деятельностью, она не живая… кстати, булыжник воспроизвести будет еще проще, надо будет иметь в виду, только с моей нынешней исполинской мощью получится очень уж мелкий булыжник, его и булыжником не назовешь, разве что песчинкой…

Место на столешнице, куда я требовательно вперял взор, оставалось пустым. И снова пустым. И как ни пересаживался, стараясь не вспоминать Крылова, все равно музыканта из меня ну совсем не получалось, что ни в какие ворота.

Рундельштотт не то чтобы потерял ко мне интерес, просто задал верный курс, по которому топать еще долго-долго, а когда что-то сумею, хоть самую крохотку, укажет, куда и как дальше.

Несколько часов я пытался так и эдак, наконец перестал различать пулю в темноте, но свеча зажглась сама, хотя могла бы и пораньше, неточная калибровка.

Закат здесь еще невероятнее, я не эстет, слава богу, но несколько минут стоял с раскрытым ртом у окна и наблюдал, тихо млея от восторга. Из каменоломни не налюбуешься, да и вообще лучше всего такое наблюдать с вершины высокой башни…

Уже под утро я рухнул на постель, забылся коротким и насыщенным сном, в котором мне удалось с пулей просто с блеском, только из-за моих усилий она превращалась в артиллерийский снаряд и никак не хотела влезать в обойму пистолета.

Еще не разлепив веки, я уже снова представлял, как материализую пулю, вдруг да с утра и с новыми силами получится лучше…

За дверью послышались голоса, женский голосок, тут же распахнули, и через высокий порог переступила Карелла. На этот раз у нее в руках горка на широком подносе накрыта чистым полотенцем.

— Доброе утро, — прощебетала она. — Надеюсь, оно доброе?

Я вскочил из-за стола.

— Госпожа Карелла, как я рад, как я рад, пожалуйста, раздевайтесь… Ох, что я говорю, я имел в виду садитесь! Всегда наш язык выбалтывает то, что думаем, а не то, что сказать надо…

Она хитро улыбнулась, дескать, знаем-знаем ваши пробные шары, вдруг да в самом деле готова раздеться, такие вроде бы нечаянные оговорки в ходу у придворных, когда прощупывают друг друга, а я, глядя на нее, подумал с внезапным прозрением, что в самом деле она куда изощреннее меня в таких дуэлях, у них это стиль жизни, а я импровизирую на ходу…

— Вот сюда, — добавил я и смахнул со стула несуществующие пылинки, — садитесь…

Она довольно засмеялась.

— Ее величество велели мне принести вам, глерд Улучшатель, только завтрак! И ничего больше.

Я ответил с подчеркнутым огорчением:

— Какая жестокость, какая жестокость! Это просто бесчеловечность… Но если ее величество именно так и приказали, то кто мы, чтобы прекословить?.. Ставьте вот сюда… Спасибо. Позвольте я доведу вас до двери… Надеюсь, ее величество хотя бы против сего скромнейшего знака внимания не возражает…

Притворяясь испуганным, я выдворил ее раньше, чем она успела сказать, что королева сказала вообще-то не совсем так, это можно понимать по-разному, не обязательно в самом строгом смысле…

Гвардейцы за дверью ухмыльнулись, когда я выпроводил фрейлину за дверь и торопливо закрыл за нею, что-то да знают, придворная гвардия всегда в курсе, да только умеют хранить тайны. Одно могу сказать наверняка, оба парня ко мне расположены, точно расположены. Вряд ли за меня умрут, но защищать будут.

С пулей занимался, натуживаясь и надувая жилы на висках, до обеда, потом гвардейцы впустили молоденькую служанку с подносом. Я так и не понял, то ли Карелла обиделась, то ли играет обиженную, то ли проверяет, клюну на молоденькое свежее мясо или в самом деле так уж занят…

Служанку выпроводил тоже сразу же, как только переставил с подноса на стол еду и кувшин с вином, и даже пока жевал мясо, вперял злобно-настойчивый взгляд в пулю и приказывал ей превратиться хотя бы в две…

И второй день бился, как стая рыб об лед, вечером побежал к Рундельштотту. Тот оторвался от чтения книг, долго с изумлением всматривался в меня.