Оксана Гринберга - На пределе

Вместо того чтобы залиться счастливыми слезами, Наместник пообещал подумать. Ну что же, пусть думает! Я собиралась пробыть в Лондиниуме еще пять дней. Надеялась, что к этому времени Публий созреет.

Затем отправилась с Наместником кататься на эсседах. Перед выездом написала записку мужу. Да-да-да! Сама! Правда, пришлось выпросить пергамент и перо с чернилами. Кажется, королева бригантов, которая, чертыхаясь, склоняла неправильные даррийские глаголы, произвела на Публия еще большее впечатление, чем когда говорила с ним о радостях любителей котов.

Публий удивился, когда я с легкой улыбкой назвала имя того, кому адресована записка. Больше ничего не рассказывала, пробормотав про «дела сердечные». Письмо, подозреваю, с морем грамматических ошибок, понес один из слуг Публия. Мы же отправились за город. Кто верхом, кто на колесницах, дамы – в повозках. Публий восседал на вороном жеребце, самом здоровенном из виденных мной до этого. Я правила колесницей.

Остановились на холме, осматривая окрестности. С правой стороны располагался лес, могучий и дремучий, убегавший за горизонты. Когда-то в нем была Священная Роща триноваров, но им пришлось перенести капище в другое место. Оказалось, Святилище древних богов портило Наместнику вид, когда он выезжал из Лондиниума. Нос Публия дернулся презрительно. Он уставился на меня, ожидая реакции. Да что б тебя!.. Я понимала, это проверка, поэтому промолчала.

Уставилась на гипподром, окруженный с трех сторон трибунами. Перевела взгляд на вытоптанную землю трассы. Лучше буду думать о гонках, чем о Публии, который сегодня откровенно и плотоядно меня разглядывал. Зря я вчера понадеялась… Вздохнув, отправилась к эсседе. Рядом стояли еще три: для Арго из моей охраны и для двоих из свиты Наместника. Публий кататься отказался, сказал, что предпочитает смотреть. И смотрел. На меня. Чтоб боги лишили его зрения!..

Я уж было собралась отправить лошадей вскачь, как заметила приближающихся лошадей. Прибыл легат с двумя легионерами. Одет муж был в военную тунику. Спешились. Лицо у Квинта было недовольным.

– Я буду править, – приказал он, забравшись в эсседу после короткого разговора с Публием. Пожала плечами, подвигаясь. Отдала вожжи, поправила подол длинного платья, чтобы муж не наступил на него. Что за собственнические замашки?

– Как хочешь, – сказала ему. – С чего бы это ты так возбудился?

– Возбудился? – усмехнулся он. Уставился на мою грудь под тонким платьем. – Как скажешь, жена! Почему ты забыла сообщить, куда собираешься?

– Я послала тебе записку.

Напрягла мозг и выдала текст на даррийском. Оказалось, не получил. Либо слуга не нашел, либо… Поежилась, кинув взгляд на Публия. Тот стоял и смотрел в нашу сторону. Внимательно, не отрываясь.

– Ты был занят, – пожаловалась Квинту. – Строил планы по захвату мира с Прасургом и Руэйдом. Мне стало скучно, а Публий предложил…

– Публий? – выдохнул он мне в ухо. Прикоснулся губами к коже. Взял поводья в одну руку, притянул к себе, демонстративно целуя в шею, в ключицу. Стало жарко. Мурашки, дремлющие, сытые и довольные, проснулись, разбегаясь в разные стороны жаркой поземкой желания.

– Опять ревнуешь?

– Ревную, – согласился он.

Кажется, поездочка меня ждала еще та! Стартовали. Квинт подгонял лошадей. Все быстрее, быстрее. Подхлестывал коней, заставляя скакать на пределе, оставляя далеко позади остальные колесницы. Вместо того чтобы сделать круг по гипподрому, проехали вдоль трибун. Разорвав тонкую ленту ограждений, Беляночки выбежали на поле, идущее вдоль опушки леса. Но мне было уже не до колесниц, ни до чего. Чувствовала губы мужа, целующие меня в шею, в ключицы, не понимая, куда деваться от охватившего желания, подхлестнутого адреналином и скоростью. Стук сердца, казалось, заглушал топот копыт несущихся во весь опор лошадей. Повернулась, дотянулась до губ мужчины, целуя его, делясь охватившим возбуждением, в то же время не желая мешать, боясь, что мы можем разбиться.

Через секунду он разорвал наш поцелуй, рывком развернул меня к себе спиной. Едва успела вцепиться в борт эсседы, как почувствовала, что он задирает подол моего платья. Мужские пальцы проникли туда, где давно уже властвовало желание. Я больше не сдержала стоны. Еще, сильнее!.. С каждым движением чувствовала, как приближаюсь к грани, за которой лежал сладкий мир наслаждений.

Нет!.. Подхватил рукой под бедра, заставляя встать на носки, прижимая к себе, позволяя ощутить свое возбуждение, затем резко проникая внутрь. Выдохнула счастливо, чувствуя, как наполняет меня каждое его движение. Еще, еще немного!.. Еще один вздох, еще один ритмичный стук копыт, еще один удар внутри меня. Наконец больше не сдерживала счастливого крика. Наслаждение волной пробежало по телу, срывая завесы, открывая меня всему… Этому лесу, полю, этой земле, которой я принадлежала, на которой была так счастлива. Мой крик улетел вдаль, туда, где за холмом, поросшим ельником, даже отсюда чувствовала присутствие древних богов, которые спокойно и безразлично наблюдали за играми своих детей.

Через сотню лет мы все же повернули назад. Муж обнял меня, прижимая к себе, словно боясь, что, если отпустит, я исчезну. Закрыла глаза, прислушиваясь к стуку его сердца. Лошадиный топот, бряцанье упряжи, скрип колес заглушали почти все звуки, но даже среди шума я могла уловить ритмичный звук ударов его сердца. Наши жизни были связаны. Навсегда. Этой ночью спросила, как долго живут люди его племени. Он пожал плечами и сказал, что проживет столько же, сколько и я. Потому что дальше нет смысла.

Остановились внизу холма. Квинт бросил поводья подбежавшему возничему, снял меня с повозки. Поцеловал, нежно, сладко. После поездки – такой поездки! – ноги заплетались, голова кружилась. Я чувствовала себя легкой, словно перышко, готовой взлететь в небо. Если только с ним, одна не хочу!

– Аэлика, – неожиданно он сжал мою руку до боли. – ТАК ты будешь кататься только со мной!

Вздохнула, возвращаясь из эйфории на землю. Кажется, пока я витала в облаках, у кого-то случился тяжелый приступ ревности.

– Да, муж мой, – ответила покорно. – Конечно, так катать меня будешь только ты. Но что за муха тебя укусила? Особо ядовитая особь из лесов Лондиниума?!

– Скорее, из дворца, – через некоторое время отозвался он, не выпуская мою ладонь из рук. – Эта особь принесла слух, что ты благоволишь Наместнику. Очень благоволишь, Аэлика!

– Слухи, – поморщилась я, чувствуя, как внутри защекотало от его ревности. – Мерзкие, липкие, и в них нет ни слова правды. А тот, кто донес их… Квинт, он не трогал меня! А если бы трогал, то… Лишился бы рук или своей похоти. Бригантам, да и моим друидам, все равно, будь он хоть трижды Наместник! Никогда, клянусь, никогда не буду тебе изменять.