Елена Граменицкая - Кроличья нора, или Хроники Торнбери

Постепенно я привыкла к их языку, старому английскому, с валлийской заторможенностью, массой оттенков и странных оборотов, и ловила себя на мысли, что я уже думаю не на русском и даже во сне продолжаю говорить, используя любезности и условности окружающей меня реальности.

Привычные вещи, такие как мобильный телефон, телевизор или компьютер, исчезли из памяти очень легко – их заменили чтение книг, вышивание и рисование. Возможно, только очень внимательный и недоброжелательный наблюдатель или слушатель мог заметить напряжение в моих действиях и путаность в словах, но таковых вокруг не было. Я по своей природе была приветливым человеком и легко сходилась с самыми разными людьми, хотя и не пускала их себе в душу, стараясь сохранить со всеми одинаково ровные отношения. Поэтому могла сказать уверенно, что не чувствовала врагов в своем окружении.

Конюх Готлиб нашел для меня неноровистую гнедую кобылку Марту и разрешил – сначала в его сопровождении, а потом и одной – совершать недолгие конные прогулки по аллеям парка. Его удивляла моя мужская посадка. Пришлось слукавить, что в далекой России все женщины ездят на лошадях по-азиатски. Чего еще ожидать от варваров из снежной страны, где медведи разгуливают по улицам городов и заглядывают в окна? Постепенно старина Готлиб оставил свою идею усадить меня в женское седло.

Иногда я выходила в сад, чтобы помочь ухаживать за бесчисленными кустами роз и послушать Клайва, одного из садовников. Старик был родом из Шотландии и мог бесконечно рассказывать о сортах, о правильной рассадке, об особенностях ухода и полива. Другие цветы и многочисленные кустарники находились под пристальным вниманием Христианы – уроженки Тюрингии, переехавшей в Англию еще в раннем детстве. Ей очень нравилось обращение «фрау Христи». Это была рыжеволосая женщина, ширококостная, сильная, точно мужчина в юбке. Она без устали и удивительно изящно для своего крупного тела подравнивала кусты тиса и самшита, украшавшие главные аллеи парка, превращала их в затейливые фигурки животных и птиц или придавала им правильную геометрическую форму. Христиана была неразговорчива и замкнута в себе, и я могу припомнить лишь несколько случаев, когда мы перекинулись с ней парой слов о погоде и о ее удивительном мастерстве с ювелирной точностью пользоваться садовыми ножницами. Мое последнее утверждение она сочла за излишнюю похвалу и, как истинная праведница, стыдливо замкнулась. Поэтому я старалась ей не мешать и обходила стороной, предпочитая общество разговорчивого старика Клайва.

Неоднократно Лукас Фишерли приглашал меня на прогулки по дальним аллеям парка и просил рассказывать о покинутом времени, что в очередной раз доказывало: доктор мне верил. Мы говорили о способах лечения болезней, о новых лекарствах – обо всем, что я могла в силу своего знания пояснить ему.

И только миссис Фрида, кормилица Фитцджеральда, долгое время представляла собой непознанный объект. Госпоже Альварес шел седьмой десяток, но красота ее не увядала.

Фрида была невысока ростом, худощава. Ее гладко зачесанные черные как смоль волосы с редкими серебряными прядями всегда украшал изящный костяной гребень – память о покинутой родине. Жгучий взгляд карих испанских глаз вызывал невольное восхищение. Можно было догадаться, что в юности она не имела отбоя от поклонников, особенно здесь, в чопорной и безликой Англии.

Сначала казалось, она недолюбливает меня. После приветствия старалась первой закончить разговор, отходила в сторону. А когда я занималась рукоделием или читала, исподтишка наблюдала.

«Неужели Фрида догадывается, что я не та, за кого себя выдаю?»

Но, как обычно, глаза у страха оказались слишком велики. В скором времени все прояснилось. Мои подозрения оказались надуманными и смешными.

Фрида была невероятно скрытным, недоверчивым человеком, очень тяжело сходилась с новыми людьми. Она продолжительное время присматривалась, изучала их со всех сторон и лишь потом делала первый шаг к сближению.

Постепенно наши отношения наладились, и она стала мне настоящим другом, которого так не хватало в чужом и опасном мире.

Сколько интересного она поведала об обитателях Торнбери!

В первую очередь Фрида показала мне дом, все его потаенные уголки. Огромную библиотеку, настоящую сокровищницу мировой литературы, любовно собираемую уже не одним поколением семьи Коллинз. Открыла двери в святая святых, в свой тайный мир – оранжерею, где она, будучи любительницей орхидей, возделывала уголок райского сада, выделенный специально под экзотические растения, привозимые из дальних колоний. Таких необыкновенных расцветок и соцветий я еще не встречала.

Фрида провела меня по картинной галерее, находящейся в крыле, расположенном напротив зимнего сада, и подробно рассказала о каждом портрете, изображавшем членов огромной семьи Коллинз.

Я увидела, как выглядели родители сэра Фитцджеральда – его отец, сэр Томас, бравый генерал, погибший в конце прошлого века в Индии, и его мать, не прожившая и года после трагической гибели мужа, – леди Лаура. Маленький Фитцджеральд в десять лет остался полным сиротой, и его воспитанием занималась Фрида. Для мальчика были выписаны из Европы лучшие учителя математики, истории, географии и словесности.

Потеряв собственного ребенка (ее бедный малыш скончался от скоротечной горячки), Фрида Альварес полностью посвятила себя приемному. Выкормив и воспитав сына леди Лауры, испанка считала его родным. Фрида могла целыми днями говорить о достоинствах своего любимчика, восхвалять положительные качества его характера. Как ни странно, мне это не надоедало, наоборот, было приятно слушать теплые слова о человеке, под покровительством которого я находилась, по доброй воле которого могла жить в прекрасном доме и пока не беспокоиться о будущем.

Миссис Альварес была очень корректным человеком и только один раз позволила себе задать вопрос о моем происхождении. Безусловно, она слушать не хотела о пресловутом дальнем родстве с ее хозяином и ни на минуту не поверила версии, предназначенной для прислуги, но была вполне удовлетворена (или сделала вид, что удовлетворена) моим запасным вариантом – историей о несчастной русской гувернантке, потерявшей память вследствие трагических обстоятельств, о которых мудрая женщина не стала допытываться в силу природной скромности.

– Увы, я действительно ничего не могу вспомнить, миссис Альварес. И вынуждена ждать улучшения, уповая на Бога. Как только это произойдет, родственники и знакомые будут немедленно извещены о моем местонахождении, если таковые имеются.