Александр Воцензук - Святой убивец

— А это ничо, что я без разрешения плюхнулся рядом с вами? Некоторые особи полагают наивно, что в ногах правды быть не могет. Давайте поищем ее чуток повыше, гы — гы. Надеюсь, мадемуазель, мы совместно ее отыщем, и, даже пощупаем. Вижу — вижу, вы совсем не против совместных и увлекательных поисков. Деушк, а, деушк, что вы делаете сегодня вечером? Лично я до пятницы совершенно свободен. Как балакают в народе, открывай Сова, Медведь пришел, шнурок принес. Какой — какой шнурок? Могем и показать. Нам не жалко. А, погоды нонче разгулялись. Правда, марит чуток с утра. Видать к дождю. Не, под овсы влага нужна. Самое то. Урожай в этом году отменный вызреет. Центнеров двадцать пять на круг, пожалуй, выйдет, а то и более. Все амбары заполнят. Чего ревешь? Обидел кто? А, понял, — хлопнул себя по лбу, — залетела! Аборт пришла делать? Так нечего было перед мужиком заголяться… — совершенно по садистки начал разрывать устоявшийся шаблон знакомства. Удивительно, но молодая особа не врубалась в смешанный стиль общения.

Девушка опешила от моей версии болезни. Глаза сузились, налились кровью, подняла кулаки, зло зашипела.

— Ты чего пацан, совсем охренел, варена пельмень? Краев не видишь? Какой аборт? Вали отсюда, пока яйца не оторвал, нафиг, козел!

— Полегче, стрекулистка! Небось, комсолочка, а, обзывается! Я живу в самой свободной стране, где хочу, там и присаживаюсь. Не для этого мы всяких буржуев к стенке ставили. А я все слышал, как ты только что, дорогого вождя обзывала. Ничего, товарищ Берия разберется, кто из нас козел, а кто Будда! Вот в ГУЛАГе протопчешься, дурь сразу пройдет. Надо же, обзываться начала. Контра! Оппортунистка! Троцкистка! Либералка! Майданщица! Демократка! Белоленточница! Болотница! Суфражистка! Может, сразу к фашистам перебежишь? В палачи пойдешь, в пулеметчицы или миньетчицы?

— Не ври! Не обзывала я никого… — испуганно сжалась незнакомка.

— Обзывала!

— Не обзывала, варена пельмень!

— Обзывала!

— Не обзывала!

— Я слышал!

— Не слышал!

— Видел!

— Не видел!

— Все, с меня хватит. Иду в НКВД, к самому товарищу Берии. Может мне медаль за разоблачение скрытого врага народа дадут, или орден. Посмертно. Я тебя, как экстрасекс, тьфу, экстрасенс, наскрозь вижу! — Я начал приподниматься со скамейки. Девушка смотрела на меня с нескрываемым ужасом.

— Пожалуйста, прошу тебя, то есть …вас, Не стучите…

— Ладно, уговорила, — смилостивился я, — что — то добрые мы нонче. Дятлом пока работать не буду, не стану стучать, и без этого голова с утрева болела. Секи мысль уклонистка, двадцать дятлов задолбят насмерть даже африканского слона. Но, чуть что — отдолблюсь по полной программе, с глубиной и размахом, как учил нас товарищ Ленин, вождь мирового пролетариата. Я, вас креаклов, терпеть не навижу до полного сблева. Да, все таки дождь будет. Марит, ей Богу марит. Честное комсомольское марит. Кратким курсом истории партии клянусь. К вечеру ливанет. Да, успокойся ты. Не трясись. Живи покедова.

— Спа — а-а-си-и-и- бо-о-о… — пролепетала девушка.

— Ладно. Забей. Миш, а тебя вообще как теперь зовут?

— Та…, стоп. А ты, то есть, вы, откуда знаете, что меня Миша зовут? В смысле — звали? — девушка округлила глаза.

— А же сказал — насквозь вижу. — Я закатил глаза, и замогильным голосом забубнил, — вижу холодный подвал, лысого кривоного мужичка, который с садистским наслаждением разрезает труп очередного окоченевшего бомжа…

Девушка ойкнула.

— Миш, ну расслабься ты. Свои мы. Свои. Ты же знаешь прекрасно, там, где русские, обязательно будет «бригада» и «калашников».

— А-а, марка водки. Знаю. Чистая и крепкая. Наповал валит.

— Не-а, автомат Калашникова. АК- 47. Представь себе, тоже наповал валит.

— А вы кто?

— Кто, кто, — заворчал я, — вот усы тебе Таня, так вылитый Сеня Крынкин. Вылитый!

— Саня!?

— Вот именно. А теперь показывай, как ты меня нежно любишь и пламенно ценишь.

Скажем так, такой реакции от Мишки я не ожидал. Он бросился ко мне, обнял крепко руками, уткнулся в грудь и зарыдал. Я гладил своего старого доброго товарища в новом теле и успокаивал, как мог. Хотя я чувствовал прикосновение к своему телу Мишкиных, то бишь, Таниных крепких грудей, а положительной реакции с моей стороны не было. Ясное дело, друг, в каком бы он теле не находился в данный момент, всегда остается другом. Тем более, мы с самого рождения имели радикально правильное половое направление. Правда, только вот проявление эмоций стало другим, девчачьим. С кем подобного не бывает. Наконец, успокоившись, вытерев глаза, Мишка рассказал свою печальную историю. Они с Жоркой навестили меня в больнице, где содержалось мое тело в коме. Глубоко расстроенные затем направились в ближайший бар, дабы обмыть вероятного покойника, прочитать покаянные молитвы в адрес грешной души. Тем более, шансов, по словам лечащих врачей у меня практически не было. Вышли уже глубоко огорченными. Поддерживая друг друга, в разнобой и печально исполняя матерные частушки, мои друзья, постоянно припадая к земле от избытка чувств, поползли к остановке. Не рассчитав скорости, налетели в лоб на ночного гонщика мажора, как там его — стрейтрессера. Мишка долго рассказывал, какие чувства он испытал, очнувшись в женском теле. Одним словом — ужас. По сравнению с ним — я счастливец. Интуиция мне подсказывала, что это не все новогодние подарки, которые щедро приготовила судьба.

Проверим идею. Нашел у котельной кусок угля, и на заборе написал вечную классику. Не икс, и даже не игрек с продолжением, за которым дрова, а родное, минобороновское: «Жора. ДМБ -88. ДШМГ ПВ — Пяндж. Ждем в аллее. Доцент». С Мишкой уселись в тенечке и терпеливо стали ждать. За двадцать минут мимо нас прошло человек двадцать выздоравливающих. Половина из них не обратила внимания на мой креатив. Вторая половина возмущалась, что хулиганы испачкали недавно покрашенный забор. Наконец, к самопальному баннеру подошел крепыш шпанистого вида, в наперекосяк застегнутой пижаме тюремной расцветки. Долго читал. Поскреб в затылке. Заткнув пальцем левую ноздрю, громко сморкнулся. Харкнул. Пнул камень. Мда-а, культура на высоте у дембелька нашего. Внимательно осмотрелся. Нашел брошенный кусок угля, оглядел его. Опять харкнул. Снова сморкнулся. Начал озираться. Да, верно сказано, именно человек является центром равновесия добра и зла. В его воле качнуть маятник в ту или иную сторону своими мыслями и поступками. Мишка толкнул меня в бок.

— Клиент прибыл. Налицо все симптомы социальной дезаптации на базе уголовной субкультуры с ярко выраженной глубокой дегенерацией личности. Короче — дебил.

— Добро. Наш человек. Будем брать.

Мишка встал, кокетливо приподнял полу халата, блудливо подмигнул, и с придыханием обратился к шпаненку.