Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2

– Нда-а! Инте-ере-есно… Это можно вылечить? Я готов даже отказаться от своих любимых пряников, лишь бы исцелить это!

Юриник принялся радостно и воодушевлённо объяснять, что всё возможно, главное, лишь бы он, домовой, сам желал излечиться, а уж за Юриником дело не станет, он сделает всё возможное и даже больше, у него ведь обширные и далеко идущие планы.

– Да это я не про себя, а про тебя. Теперь ты, я вижу, не Юриник, а Юродик, – пояснил домовой.

Юриник ни капли не смутился, у него на всё был готов ответ:

– Конечно-конечно, называй меня хоть горшком, только в печку не ставь! Знай только одно, если тебе необходима моя поддержка и дружеское участие, то я, безусловно, готов лечиться вместе с тобой! Понимаешь, Максимка, ведь даже я не идеален, а вместе мы обязательно добьёмся положительного результата в самые короткие сроки, а потом займёмся и остальными.

– Добьёмся-добьёмся… и займёмся, – ворчал домовой, с нарастающей опаской поглядывая на размечтавшегося Юриника, и, на всякий случай, отходя от него на несколько шагов.

В это самое время в коридоре раздалось характерное хлопанье крыльев, и через пару секунд в комнату влетел ворон, но за мгновение до этого Максимка беззвучно исчез, тяжело и трагично вздохнув. Коршан аккуратно плюхнулся на стол и, пройдя ещё несколько шагов по инерции, прежде чем остановиться окончательно, заговорил:

– До меня докатились сумбурные слухи, что нашего славного Юриника опоили-таки, наконец, сывороткой откровенности. И он, смею надеяться, сделался ещё более интересным, словоохотливым и приветливым человеком, нежели был ранее.

– Да, это истинная правда, опоили-таки, наконец, о-о, как же это правильно сказано, – охотно и приветливо отвечал оживившийся и потирающий руки Юриник. По всему было видно, у него есть много что обсудить именно с Коршаном. Такой бурной страсти к общению раньше за ним никогда не замечалось, и наблюдательный Коршан этого, естественно, не мог сразу же не заметить. Следовало начать волноваться. Что будет, если наш словоохотливый Юриник сейчас разоткровенничается?

Пока он рассыпался в любезностях и благодарил провидение за то, что всё так славно получилось, Коршан водил своим мощным клювом, словно ищейка, из стороны в сторону, так и выискивая, к чему бы придраться, так и вынюхивая.

Он промычал:

– О-очень интересно!

Мы переглянулись, не зная, что нам теперь делать, как закрыть рот нашему говоруну-праведнику.

Между тем Коршан продолжал:

– Я, поверите ли, всегда страстно желал поговорить с человеком, опоённым сывороткой откровенности, а ещё лучше, отваром правды-трепандры, но не опоённым, а… Да вы и сами всё уже знаете! Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба!

Поверим! Конечно, сразу так и поверим, как не поверить? Заявляя это, ворон от нетерпения и возбуждения аж подпрыгивал и забавно раскачивался, словно ручной попугай на жёрдочке перед зеркалом, только что обклевавшийся ржаных хлебных крошек и сильно забродивших вишенок.

– Ну, дорогой мой Коршанчик, – нараспев, радостно и воодушевлённо произнёс блаженный Юриник, словно размахивая своим лицом в такт подпрыгивания ворона, – мне тоже много о чём нужно с тобой поговорить, особенно о вреде обжорства и сквернословия, а так же жадности и зависти! Ведь всем этим, ты, любезный Коршан…

Но больше Юриник ничего не успел вымолвить, ровным счётом ни слова, вместо этого он вздрогнул, ойкнул и замер на месте, удивлённо вытаращив глаза, словно его кто-то ущипнул за мягкое место или укусил, не знаю уж там за что.

А ворон, немного помолчав и так и не дождавшись продолжения, заговорил сам:

– Расскажи-ка мне лучше, дружище, для начала, что ты чувствуешь, а про обжорство я и так всё прекрасно знаю. Ведь было время, и я этим о-ёй, как увлекался, мог запросто и быка за два присеста склевать! Но теперь всё в далёком прошлом. Ты ведь мою натуру знаешь! Я собрал всю свою волю в единый и могучий кулак, поднатужился хорошенько и с помощью этого кулака покончил с тем форменным безобразием раз и навсегда! Сейчас я воздержан буквально до неприличия. А что ты говорил по поводу сквернословия и чего-то там ещё?

Но Юриник ничего не отвечал ему, ибо он, как впал минуту назад в оцепенение и глубокую задумчивость, так всё ещё и прибывал в этом спасительном для нас состоянии. Мы все с нетерпением ожидали, когда закончится действие зелья и наш друг, наконец, придёт в себя. Обещанные Томараной двадцать минут уже истекли и, возможно, теперешнее оцепенение Юриника и есть выход из этого состояния. По крайней мере, мы очень на это надеялись.

Вдруг Юриник очнулся от своей задумчивости и заговорил, обращаясь к терпеливо ожидавшему ответа Коршану:

– Ты хотел знать, что я чувствую? Понимаю. Изволь. Так вот, чувствую я, что наболтал тут лишнего в три короба, но не понимаю, кто меня за язык тянул. И при этом чувствую себя превосходно, как и подобает полному, законченному идиоту!

Ворон раздосадовано крякнул и философски произнёс:

– Итак, мне всё ясно, опоздал, значится. Ну что же это вы, нельзя так! Ну, надо было дозу больше давать! Э-эх, отвара пожалели. Ладно, полетел я, встретимся в обеденном зале, надеюсь, что вы наведаетесь туда, прежде чем отправиться на продолжение растениеведения?

– Да, скорее всего, наведаемся, – за всех ответил обрадованный Дормидорф.

Ворон улетел. Дорокорн спросил, обращаясь к Юринику:

– Юриник, а почему ты замолчал, прервавшись на полуслове на самом интересном месте, когда разговаривал с Коршаном, да ещё подпрыгнул и вскрикнул?

– А-то ты сам не догадываешься, – понуро отвечал Юриник, – меня злодей домовой за ногу пребольно тяпнул, зараза этакая, и, между прочим, даже не один раз. Он, как бешеная лисица, вгрызся в моё нежное тело! Это до чего уже дошло, на людей кидается! И я от нестерпимой боли случайно вскрикнул и… ну, это не важно, и начал быстро приходить в себя.

– Что-то в этом роде мы и предполагали, – сказал дед, – кстати, на счёт нашего верного помощника домового. Максимка, ты где? Успел ты договориться с геронитами?

В шкафу опять что-то зашебуршало и стукнуло. Домовой вылез весь взъерошенный, но уже из другой части шкафа, и ответил:

– Всё передал в лучшем виде, к одиннадцати часам они будут, как штык!

Затем домовик с сочувствием и некоторой долей жалости взглянул на Юриника и продолжил, тяжело и протяжно вздохнув:

– Не брать женщин они, к сожалению, никак не могут, у них, видите ли, равноправие, чтоб его! А те и сами сгорают от нетерпения кинуться нам на помощь, а заодно ещё хотя бы разок повидаться с нашим очаровательным Юродиком. Ах, простите, не заметил, уже снова с очаровательным Юриником!

Очаровательный Юриник весь прямо-таки расцвёл и засиял, словно начищенный канифолью самовар. Он задрал нос и победоносно окинул всех присутствующих гордым взглядом, будто желая сказать: «ну, что, все слышали, какое впечатление я произвёл, и ведь это всё истинная правда, я действительно такой, чего уж тут скрывать? Уж кто-кто, а местные женщины знают толк в настоящей мужской красоте!». Он сказал, повернувшись к замершему на месте Максимке: