Галина Гончарова - Азъ есмь Софья

А что можно еще?

Почему оружие называют нарезным? Что-то в стволе внутри…

Софья задумалась. Что-то такое вспоминалось, хотя и смутно. Но это она будет лежать перед сном и вспоминать мельчайшие детали из той жизни. А пока ясно одно – такое оружие упускать нельзя.

– Напиши Мишке. Пусть знает, что это дело важное и все, что может, про такое оружие разузнает. А почему мы его не применяем? Вроде как воюем, а оно ж удобнее?

Алексей пожал плечами.

– Сонь, так денег нет на новые пушки, а старые вполне к делу гожи…

– Гожи, ни кожи, ни рожи…

– Не ворчи. Пошли лучше погуляем на улице…

– Пойдем…

Софья тряхнула головой, выбралась из-за стола, с любовью взглянула на братика. М-да, куда и делся пухлячок Алешенька из царского терема? Высокий, широкоплечий подросток с ломающимся баском и выгоревшими до светлой соломы волосами.

Да и она сама изменилась. Уже не девочка по местным меркам – подросток. Тощая, голенастая, с прыщами на лбу и пристальным взглядом темных глаз. Пока еще гадкий утенок. Ничего, это дело наживное. Зато умная и квашней не расплылась, как сестры. И под платьем не жирок нагулян, а мышцы. Восточные танцы – штука полезная, а Лейла всегда готова поучить девочек чему-нибудь новому. Ну еще бы, ее-то всю жизнь учили…

Софья довольно прижмурилась, осознавая, что у нее сейчас в «женском батальоне» – пятьдесят две девицы. Ну, не все так радужно, конечно. Первый набор частично уж и замуж вышел, но не за самых худших мужчин. Одной так даже боярский сынок достался – младший, конечно, но это пустяки. Софья своим девчонкам пропасть с голода не даст. Да и остальные – у кого стрельцы, у кого – мастера, за крестьянина ни одна замуж не вышла. Не из снобизма, нет. Софья и не возражала бы, если бы это был хороший, крепкий хозяин. Ну, вот любовь случилась… ан нет!

Вырвавшись со дна жизни, девочки костьми готовы лечь были, лишь бы их туда не вернули. А это значит – место неподалеку от царевны.

Софья помнила всех.

Те двадцать семь, которые вышли замуж, пара так и вовсе за иноземцев и сейчас писали царевне грамотки из Архангельска. И те двадцать пять, которые сейчас были при ней. Четырнадцать – на обучении. Еще тринадцать – то здесь, то там… То у сестры в Кремле, то у боярыни Морозовой, то еще где… пользы от девушек было немерено.

Нет такого секрета, который не выложит мужчина красивой девушке. Им прогуляться, поулыбаться, в храме на службе постоять, на рынке стакан орешков али медовый пряник купить… а Софье потом читать и думать.

Неспокойно в стране, ой, неспокойно.

Османы опять силы набирают, отец, опять же, здоровьем сдал, а какие его годы?

Жить и жить!

Мать опять в тягости, как ни уговаривали – хоть кол на голове теши. Софья сначала хотела кого-нибудь из девчонок послать, чтобы травки позаваривали, массажи поделали, хоть бы отеки сняли, а потом съездила сама, поглядела на мать – и передумала. Это папаше сорока еще нет, так скоро будет. А матушке-то сорок пять! И в двадцать первом веке таких в роддомах не любят, потому как бывают осложнения. Не у всех, нет. Но – бывают.

Эта беременность давалась Марии Милославской с таким трудом, что без слез смотреть нельзя было. Кожа пожелтела, волосы поредели, пятна пигментные высыпали, отеки – токсикоз во всей красе. Хорошо, если все пройдет нормально. А ежели нет?

Она за это время столько врагов в тереме приобрела, что хоть соли да заспиртовывай! Начиная с недоброй памяти Лобановой-Ростовской, которая никуда не делась, и кончая Анной Морозовой. Стоит только крикнуть, что Сонька-де нарочно девок своих прислала, чтобы они царицу спортили, – и оправдывайся потом пред отцом. Он, конечно, поверит ей, а не кликушам, но у нее ведь и возраст такой… не дай бог, решит, что ее в терем надо забрать, ой-ой-ой…

Софья уже с ужасом представляла себе, как жить в тереме. Здесь-то она куда как свободнее, вот и сейчас вышли с Алешкой на двор, она плотнее завернулась в соболью шубку, вдохнула морозный воздух.

– Алешенька, как душевно-то!

– Да, у нас тут уютно, в Дьяково. Сонь, я тут в Москву хочу съездить, ты со мной прокатишься?

– А стоит ли?

Февральский морозец ощутимо пощипывал щечки, добавляя румянца.

– Маменьку повидаешь, сестриц… не хочется? Почитай, уж два месяца там не была?

Ну не была. С Рождества и не была, а сейчас уж конец февраля. И не тянуло. Сплетни ей исправно девочки доставляли, а все остальное – к лешему!

– А ты хочешь, чтобы я с тобой поехала?

– Хочу. Неуютно мне как-то…

Софья поглядела на брата. Внимательно так, пристально…

– Почему? Сказать можешь?

– Нет. Но словно давит что-то…

И как тут не поехать?

В Кремле Алексей первым делом отправился к отцу, а Софья – к матери. Увидела – и едва не выругалась, забыв про все.

А ведь она этих родов не перенесет, – холодно подсказал голосок из глубины души. – Возраст, здоровье, антисанитария…

Но дочь Мария рада была видеть. Кивнула на стульчик рядом с кроватью.

– Присядь, поговори со мной, Сонюшка… а вы все оставьте нас.

Софья послушалась. Взглянула такими глазами на девок и боярынь, что те втрое быстрее к дверям кинулись. Оно и неудивительно – злоба была на некрасивом личике. Бешенство и холодная ярость. В таком состоянии сначала бьют, а уж потом говорят за что. Единственная, кто замешкалась – Анна Морозова, но и на нее Софья смотрела в упор, глаза в глаза, пока та взгляд не отвела и дверью за собой не хлопнула.

Мария на дочь смотрела пристально.

– Взрослая ты стала, Сонюшка.

– Пришлось. Матушка, ты о чем со мной поговорить хотела?

– Ты ведь с Алешей время проводишь…

– Не без того.

– Батюшка уж говорил намедни, что тебя стоит обратно в Кремль позвать. Пади ему в ноги, умоляй не делать этого.

Софья чуть не подавилась.

– Почему?

– Гиблое это место, Сонюшка. Мою жизнь съело, твою сожрет, коли позволишь. Завидовала я тебе. Хоть и ребенок ты, а вот ведь как повернуть сумела. Вырвалась!

– Матушка, я и тебя бы забрала к нам в Дьяково, ежели ты позволишь. У нас там тихо, спокойно, соловьи поют…

– Соловьи… послушать бы еще раз. Да уж не доведется…

– Маменька…

– Помолчи, Сонюшка, и послушай. Я за свою глупость заплатила полной мерой. Царицей стать восхотела, дура… Пара годков пройдет – царь Алешеньке супругу подыскивать станет. Ты при нем тогда быть должна. Как хочешь, но должна.

– Для чего?

– Соня, прошу тебя, не дай с другими сделать то же, что со мной сделали. Ежели найдет себе Алешенька невесту по сердцу… я ведь не слепая. Вижу, как твои девушки вокруг Марфуши вьются, вижу, как они ходят, как слушают… ты рядом с собой людей собираешь. – Голос женщины понизился до хриплого шепота. – Никто другой пока это не приметил, окромя меня. А я молчала, потому что ничего во вред брату ты не сделаешь. А на пользу… сделай так, чтобы он счастлив был.