Егор Чекрыгин - Хроники Дебила. Свиток 4 (СИ)

— …Вы плыли по Степи на лодках? — Невольно сполз я с пафосного тона, поскольку мужичок, судя по краткому и точному изложению истории, был весьма смышлен и, следовательно, мне симпатичен.

Ведь это две горы мускулов, сойдясь на узкой дорожке, обязательно устроят какое-нибудь кровавое безобразие. А два умных человека в аналогичных обстоятельствах всегда найдут общий язык.

— Не самый простой способ передвижения вы выбрали! Почему просто не пошли пешком?

— А как бы мы понесли наш скарб? — Удивился Гискай. — Не в руках же!!!

— Да, в руках, дружище Гискай, уверяю тебя, это вышло бы намного быстрее. — Окончательно перешел я на дружеский тон. — Давно ли вы идете?

— Мы вышли, когда листья на деревьях стали становиться желтыми. — Нараспев начал он. Но потом видать сообразив, что сейчас не самое подходящее время и место для распевания баллад, перешел на деловой тон. — Мы шли всю осень и всю зиму. …Очень много людей умерло тогда от голода. Потом справили праздник Весны и опять шли. …До следующего праздника, и вот теперь мы тут.

Мы не хотим оставаться на вашей земле. Мы просто хотим пройти через нее, никого не трогая на своем пути. — Мужичок явно не хотел нарываться на неприятности и готов был идти на сотрудничество. …И даже извлечь определенную пользу из нашей встречи, разжившись хотя бы информацией. — …А может ты, Великий Шаман Дебил, знаешь, как далеко нам еще идти до другой Большой Реки, про которую нам говорили?

— Очень далеко. — Не стал я понапрасну воодушевлять этого мужичка. — Я и мое племя были на ней два года назад и покрыли там себя бессмертной славой. И взяли огромную добычу, побив тех плохих людей, что хотели помешать племенам, на той реке живущим, плавать по ней вверх и вниз, возя товары!

Мы вышли примерно в середине лета, когда трава начала сохнуть и желтеть. И шли до самой зимы, пока на море не начали бушевать бури. И только тогда мы дошли до устья Реки, на котором стоит Великий город Вал’аклава. …Наверное ты слышал о нем.

Но мы шли по морю, а это почти прямой путь. А вы же… Впрочем, у меня есть для тебя, Гискай, плохое известие — так вы, никогда не дойдете до своей Реки.

…А вот это уже было ошибкой. Великий Вождь Бефар, кажется малость отошедший от заворота мозгов, воспринял мои слова как явную угрозу и заревел овцебыком, которому слон на яйца наступил.

…Вообще, речь моих собеседников была почти совсем понятной. Благо я уже успел познакомиться с таким количеством местных наречий, что умудрялся почти не обращать внимание на странные акценты. А немногие незнакомые слова понимал чисто на интуитивном уровне. …Да и не так много этих непонятных слов было. — В конце-концов, мы не поэмы друг другу читали, а говорили о вещах весьма обыденных.

Но вот речь этого самого Бефара — речью, мягко говоря, назвать было трудно. Процентов 90 эмоций, выражающихся ревом, и 10 процентов полезной информации о том, что сделает со мной и со всеми остальными ирокезами лично Бефар, если мы немедленно не уберемся с его пути.

— Ну мы-то, предположим, уберемся. — Вставил я, когда Бефар на секунду заткнулся, чтобы набрать воздуха для нового рева. — А как ты уберешь со своего пути горы?

— А что такое «горы»… — начал было Гискай. Но Бефар прервал его и, продолжая рычать и потрясать копьем, вызвал меня на поединок.

— Я — Великий Шаман. — Пренебрежительно бросил я, чувствуя как ноги предприняли предательскую попытку подогнуться и задрожать. — Мне не пристало драться с таким, как ты. Но если ты соскучился по дедушкам, я могу подыскать в наших рядах воина, который отправит тебя навестить предков.

(…Ну, Лга’нхи я конечно рисковать не стану, под тем предлогом, что раз уж мне западло драться с каким-то там дикарем, то уж ему, Вождю, тем более. Но какого-нибудь крутого рубаку из наших вполне можно выставить. Несмотря на огромные габариты, этот Бефар не казался мне особо опасным противником. …Для какого-нибудь степняка такого же роста и ширины… Нит’кау, например.).

— Нет!!! — Продолжал блажить Бефар. (Кажется я знаю, как он получил свою должность — просто тупо орал «хочу-хочу», пока его не назначили вождем). — Я буду драться с тобой и убью тебя. …Или ты струсил?

…Ага, щаз-з-з. Я, не ты! — на «слабо» не покупаюсь. Я даже оглянулся на своих вояк, желая пригласить их посмеяться вместе со мной над предложением этого лесного чудища.

Они и правда посмеивались. …Над моим противником. Который посмел вообразить, что сможет справиться с самим Дебилом, который повесил на своей воинский пояс скальп грозного оикияоо Асииаака и вообще крут до опупения. Ребята искренне верили, что для меня это раз плюнуть, и заранее предвкушали зрелище безжалостной расправы над чужаком.

…Обламывать подобные предвкушения, это весьма чревато потерей авторитета и падением рейтингов.

…Кажется, я снова вляпался во что-то нехорошее!

…Да. Как-то не думал я, что проблема, о которой я рассуждал чисто теоретически несколько дней назад, так быстро встанет передо мной с такой леденящей душу реальностью.

Местным проще. Достойно жил, достойно помер — иди к дедушкам-прадедушкам.

Там хорошо, там родня — тебя примут, обласкают, посадят у жаркого костра, досыта накормят свежим мясом специально для тебя заколотого бычка и выслушают баллады о твоих подвигах. И ты начнешь новую жизнь с родным племенем, только в куда более благоприятном мире, где много сытной еды, добычи и слабых врагов. Никогда не бывает ни слишком жарко, ни слишком холодно, а женщины вечно молоды, ласковы и красивы.

Все, кого ты любил, с кем дружил или даже соперничал в племени, все они или уже… либо рано или поздно будут Там. И единственное, что может помешать тебе к ним присоединиться — твоя слабость или трусость.

Труса и слабака племя отринет, и ты будешь обречен навечно скитаться по загробному миру, воя от ледяной смертельной тоски и безнадежного одиночества, пока не станешь демоном и не начнешь мстить всем людям на свете за свою бездарную судьбу. Но даже став демоном, не перестанешь мучиться от тоски и печали, ибо одиночка счастливым быть не способен по определению. …Вот так вот и выглядит Ад для первобытного дикаря. Одиночество.

А значит, веди себя достойно и ни о чем не беспокойся — твое племя всегда будет с тобой. Оно позаботится о тебе и на том свете и о твоих родных на этом.

…Мне же, отравленному атеизмом, таких светлых перспектив не светит. Вместо радостного беззаботного существования в лоне Рода мне светит лишь быть выброшенным на обочину где-то в степи, где мою гниющую тушку обглодают падальщики и черви.

И семья… о которой конечно позаботятся… но каково же будет моему черноволосому сынишке, которому я пока еще даже и имени не придумал, расти одному в племени блондинов и рыжих?