Сергей Корж - Последний ученик магистра

– Ваши милости! Пощадите! Нас заставили!

– Да-да, вы маленькие люди, у вас дети, так заведено с дедов-прадедов. Причин у вас сотня, да вот жизнь у нас одна. За попытку убийства нас, наших жен и детей я приговариваю вас к смерти.

– Погодите, ван! – Кто-то спрыгнул с палубы в трюм и встал между мной и шкиперами. – Я начальник стражи графа Эра ван Нанта, а вы находитесь в столице его графства. Так случилось, что я слышал ваш разговор. Как должностное лицо, я принимаю к сведению ваши обвинения, ван, и беру этих людей под стражу для дальнейшего расследования. Поверьте мне, у меня есть личные мотивы для беспристрастного расследования этого преступления.

– Отдаю их в ваши руки и очень надеюсь, что правосудие свершится.

– Кроме того, граф, прослышав на утреннем докладе о ваших подвигах, приглашает вас всех вместе с женами в полдень на обед в вашу честь.

– Принимаем приглашение с удовольствием, надоела, знаете ли, походная пища.

До полудня мы успели практически все: наняли экипаж на баржу, перетащили ее к причалам, тут же нашлись торговцы снедью и припасами. Так как у нас почти не осталось вина, то выбрали из десятка предлагаемых сортов самое лучшее и взяли пару бочонков. Купили колбас, окороков, круп и хлеба. В общем, недавнее несчастье сплотило нас. Уже не было чужих детей, все были свои. Дамы, командовавшие слугами, потребовали отдать им для приведения в порядок наши с молодым баронетом парадные костюмы. К обеду за нами были посланы экипажи, и мы отправились во дворец.

Граф и графиня чем-то напомнили мне Казакова и Фрейндлих из фильма «Соломенная шляпка». Он так же мило картавил, а она, будучи ненамного его моложе, закатывала глазки и охала при каждом экспрессивном выражении, которое допускал рассказчик. Роль рассказчика взял на себя наш старший товарищ.

– …И вдруг эта галера натыкается на подводный камень, буквально на наших глазах разламывается надвое и тонет. А мы, покрытые бесчисленными ранами и окровавленные, еще секунду назад готовившиеся к схватке не на жизнь, а насмерть, возопили от радости! Вот так мы и спаслись, граф, и все благодаря нашему командиру, который организовал нас и настроил на победу своим мужеством и личным примером.

– Но он же довольно молод?

– Тем не менее, граф, он единственный, кто взял на себя ответственность за наши тела и души.

– Ах, ах, такой молодой мальчик и такой храбрец.

– Это не единственный его талант, он прекрасно играет на сатуре и поет. Мало того, он учит этому искусству и баронета, которого сопровождает к родственникам. И тот тоже, уверяю вас, демонстрирует незаурядный талант.

Графиня в очередной раз закатила глазки, но в это время мажордом прокричал свое знаменитое «Кушать подано», и нас пригласили в столовую.

На обеде, кроме нас и семьи графа, больше никого не было. Я обратил внимание на молодую девушку, откровенно скучавшую за столом. Она вяло ковырялась двузубой вилкой в горстке овощей у себя в тарелке и, видимо, ждала удобного момента уйти. Но вот, слава Матери, череда блюд и вин закончилась, и хозяин предложил гостям выйти на террасу, откуда, по его словам, открывался изумительный вид.

Вид действительно поражал. Перед нашими взорами во всей красоте раскинулся дивный город и широкая река. Роскошные особняки знати окружали дворцовую площадь. От нее радиально расходились улицы, на которых стояли дома поскромнее, но тоже не из бедных, и лишь в конце находились скромные здания. Лачуг, свойственных всем городам, не было вовсе, а когда я поинтересовался, где же живут простолюдины, мне ответили: слуги – в домах хозяев, остальные – в деревнях поблизости. «Тоже выход», – подумал я.

– Так что, барон, вы не можете показать нам здесь свою доблесть, но свое второе умение – можете. Поразите нас!

– Боюсь разочаровать вас, графиня, да и инструмент мой на барже.

– Вам не удастся отговориться. – Графиня топнула ножкой. – Инструмент есть! Эй! Принесите сатур из графского кабинета. Мы, знаете ли, тоже иногда музицируем вдвоем.

Принесли сатур. Я взял его в руки, провел пальцами по струнам, инструмент отозвался взволнованным звоном. Я настроил его, и в небо и на ошеломленных слушателей полетела прекрасная музыка и не менее прекрасные слова: «Берега, берега… Берег этот и тот…»

Это вам не фу-фу и не лужок с коровками и бычком.

К концу песни около меня оказалась та молодая девушка, которая скучала за обедом. Сейчас она широко раскрытыми глазами заглядывала чуть ли не вовнутрь сатура, словно силясь понять, откуда звучит такая музыка.

Прозвенел последний аккорд, затихло последнее слово. Хочу заметить, получилось ничуть не хуже Малинина, а местами и лучше. Терраса взорвалась овациями.

– Если музыканту поднесут бокал вина промочить горло, то я готов спеть вам еще пару песен.

– Вина! Быстро! И писца немедленно сюда. – Я даже вздрогнул от громкого голоса, прозвучавшего за моей спиной. Только граф мог так кричать в своем доме. – Простите, барон! Тысяча извинений. Вы не будете против, если вашу песню запишут? Это ведь ваша песня?

– Да, моя, в некотором роде.

– А слова?

– И слова тоже.

– Так вы еще и поэт?

– Да так, пишу тексты своих песен, не более.

– И много их у вас?

– Много, но все их петь я не намерен. Я, граф, пою их в свое удовольствие и изредка для удовольствия других. Вы ведь тоже музицируете с супругой в свое удовольствие.

– Да-да, вы правы. Но как жаль, вы уплывете, а нам останутся только воспоминания об этом прекрасном пении.

Наконец подали бокал вина, я сделал глоток, чудесный напиток скользнул внутрь, прекрасное послевкусие осталось во рту. Я тронул струны. Инструмент ожидающе прозвенел.

– Какая прелесть, барон! Как называется эта песня?

– Скажем, «Песня старого холостяка».

– А вы разрешите нам ее исполнять? Музыку мы подберем, у нас с графиней отличный музыкальный слух.

– Сьерж, исполните, Матери ради, про королевских гвардейцев, – попросил кто-то из моих попутчиков.

Я закончил песню и оглянулся. На террасе стояли воины, мужчины все как один распрямились, взгляды их посуровели. Они были там, на полях сражений, в их ушах еще звучало лошадиное ржание, стоны раненых, звон клинков и голос труб. А дамы тихонечко шмыгали носиками и вытирали слезы, боясь разрушить эту иллюзию боевого братства, вдруг возникшую просто оттого, что кто-то ударил по струнам и запел.

Я взял свой бокал и сделал очередной глоток. А они еще стояли и молчали. Наконец кто-то кашлянул, и все очнулись. Мужчины выстроились в очередь, и каждый молча пожал мне руку.

– Вы удивили нас, барон. Во имя Матери! Я только что почувствовал запах крови и слышал горниста нашего полка, трубившего атаку.