Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Государыня

В ночь на двадцать девятое июня умер наш с тобой батюшка, государь Алексей Михайлович. Ты теперь царь земли Русской.

Но самое страшное впереди. Батюшка умер не своей смертью, он был отравлен иезуитами.

Не зря мы с тобой не доверяли Полоцкому – он стоял за этими делами. А потому береги свою жизнь – он признался, что отправил в войске нескольких убийц. Прилагаю их имена, но может быть, что их и более.

Хованский пытался поднять бунт, но сейчас уже все окончено. Мы все встали, как один. Сейчас я ожидаю твоего возвращения и готовлюсь к повенчанию тебя на царство. Федя и Ванечка также шлют тебе приветы и надеются вскоре увидеться. Тетушки и сестрички обнимают тебя крепко. Не знаю, чего потребует от тебя война, но верю – ты сделаешь так, как лучше будет нашей родине. Я продержусь до твоего возвращения сколько понадобится, обещаю. Ежели бы я была одна, бояре могли бы взбунтоваться, но сейчас они напуганы, а рядом со мной вся семья. Кроме этого, я говорю всем, что мои решения должны быть тобой утверждены, как приедешь, так что готовься – будут жаловаться.

Афанасий Ордин-Нащокин плох, не знаю, сколько проживет. Все-таки Симеон забрал одну жертву. Афанасий до последнего пытался успокоить толпу, так что я решила, как только появится Воин – выдам за него тетку и будь, что будет. Он заслужил.

В остальном же – верь, я не одна сейчас за тобой стою, все Романовы за мной, и Милославские нас поддерживают, Стрешневы, Морозовы… много кто за нас. Мы справимся.

Береги себя, родной мой.

И приезжайте, как только сможете. Жду и тебя, и Ванечку, тысячу раз обнимаю вас и целую.

Алексей закончил читать письмо, посмотрел на Ивана Морозова:

– Вань…

К чести друга – тот все понял мгновенно:

– Тебе надо ехать. И дай сюда списки. – Лист с именами перекочевал из одних рук в другие. – Сейчас я этим займусь. Возьмем без суеты, допросим, а назавтра ты и уедешь.

– Я?

– Я останусь. Здесь будем и я, и Ян – этого хватит. У него опыт, а я буду наши интересы блюсти.

– Ванька, что бы я без тебя делал?

– Да то же самое. – Иван махнул рукой. – Сейчас будем тебя собирать – и махнешь домой с отрядом. Думаю, пару сотен казаков…

– Вань, мне пятьдесят человек хватит.

Но тут Иван полыхнул глазами, на миг став ужасно похожим на свою мать:.

– Государь, хочешь – казни, а только меньше, чем двести человек – не соглашусь! Крым до конца не зачищен, татары бродят… Алешка, ты сам пойми! Ну как я могу?! Я ж тут изведусь!

Алексей Алексеевич махнул рукой:

– Ладно. Переговоры на тебе, я домой… ох, черт! Ведь знал же, что отец зря к себе эту гниду подпустил! Знал!!!

– Надо было его еще тогда удавить, – зло процедил Иван.

Мужчины переглянулись. Да, иезуитов они теперь никогда не простят.

Купеческий караван медленно тащился по лесной дороге. Всхрапывали лошади, покрикивали возницы, переговаривались охранники…

Все было тихо, мирно и спокойно.

Тимофей сидел на облучке, крепко сжимая в мозолистых руках вожжи. Смирная лошадка Плюшка перебирала копытами.

Хорошо…

Хорошо, что удалось наняться к купцу Севастьянову – тот и на охрану не скупится, и с деньгами не обманывает. Хорошо, что скоро их путешествие подойдет к концу – уж дня три до Москвы осталось. И домой.

А дома жена любимая, детки… и это тоже хорошо. И спокойно…

Было, ой было.

Это только в детских сказках тати выскакивают на дорогу с воплем «Кошелек или жизнь!». В жизни они просто выскакивают, повалив по паре деревьев – спереди и сзади каравана, чтобы лошади не смогли никуда деться. Лошади-то смогли бы, да телеги с товарами куда? Да еще сначала стреляют, стремясь если и не попасть, так напугать людей…

Тимофею повезло – он уцелел при обстреле, но тут же скатился под телегу.

А что? Не герой он, вовсе даже не герой. Его дело – телегу вести, а сражаться – дело охранников. Лучшее, что он может сделать, – это спрятаться и не мешать.

Бой разворачивался явно не в пользу купца. У разбойников оказалось почти двойное преимущество в численности – и это явно была не обычная банда из голодных мужиков, а крепко спаянная ватага, где каждый знал свое место…

Клинки сверкали, люди падали… и перевес был в пользу татей.

Тимофей уже успел попрощаться с жизнью, когда над лесной дорогой пронесся лихой разбойничий свист.

Только вот свистели не разбойники. В бой вступила третья сила. Отряд в два десятка конных всадников, с разлету перемахнув бревна, принялся резать, рубить и кромсать татей. Тимофей испуганно крестился под телегой.

Кричали люди, ржали и хрипели кони, звенело железо…

Все было кончено примерно через двадцать минут. Больше двух десятков татей было зарублено, остальные обезоружены, избиты и повязаны веревками.

Тимофей понял, что можно вылезать.

Всадники спешивались, оглядывались по сторонам, двое из них, совсем мальчишки еще, принялись помогать охране. Откуда-то появились большие берестяные короба, а из них свертки ткани, мази и какие-то зелья, с помощью которых парнишки и занялись ранами.

– Благодарствую, спасители!

Анфим Севастьянов тоже уцелел в схватке, хотя и получил несколько ударов. Один глаз у него заплыл, из носа явно текла кровь, темной струйкой сбегая по усам к светлой бороде и теряясь в ней, но выглядел мужчина чуть спокойнее, здраво рассудив, что враг татей – его друг.

Ему ответил молодой мужчина, лет двадцати пяти, в простом кафтане зеленого цвета:

– Не нас благодари – государя. Он распорядился.

– А откель вы такие… добры молодцы?

Анфим выспрашивал осторожно, чтобы не нарваться, но командир улыбнулся, разгладил усы….

– Царские мы!

Тимофей облегченно перевел дух.

Слава те, Боженька! Сподобил прислать служивых людей на помощь!

– А как же…

– Царевна повелела ездить по дорогам и чистить их от разбойничьих шаек. Пойманных – на строительство канала али дорог. А вас мы до деревни проводим. Тут она недалеко, к вечеру доберемся…

Тимофей еще раз перекрестился.

Потом уже он расспросит одного из воинов, как царевна их сюда направила. И услышит, что на Москве чуть бунта не случилось. Стрельцов уйму казнили, а они вот смогли вымолить прощение, но при условии. Были временно расформированы на десятки и отправлены вот так вот, по дорогам, под приглядом. Ловить татей и тем зарабатывать себе прощение.

Выслушав это, Тимофей поставил себе обязательно помолиться вечером за царевну. А еще – сходить и поставить свечку в церкви за ее здоровье, как до Москвы доедут.

Вот ведь как жизнь-то оборачивается? Не приказала б она, глядишь, и в живых его б не было. Так вот, все, что Бог ни делает, все к лучшему… И неисповедим промысел Его…