Диана Удовиченко - Знак Потрошителя

– Не спеши, успеем передать в полицию. Тут дело такое… Инициалы тебе ни о чем не говорят?

Дан пожал плечами:

– Ты же знаешь, с памятью у меня не особо.

– Неужели?.. – Настя прикрыла рот ладошкой.

– Возможно, почему бы нет? О принце Альберте Викторе всякие слухи ходят, – кивнул Сенкевич. – Пуговица золотая, такие перчатки носит только богатый человек. А тут еще инициалы совпадают.

– Тем более это дело полиции, – кипятился Платонов. – Мы к принцу все равно подобраться не сможем.

– В полиции дело замнут. Но это и черт бы с ним. По идее скоро Потрошитель уймется. Сколько там убийств он совершил? Пять?

– Тех, что с уверенностью приписываются ему, – пять, – кивнула Настя.

– Ну вот. Считай, уже четыре есть. Ну грохнет он еще одну ш-ш-ш… шаловливую даму, подумаешь… А вы не боитесь, что, если мы передадим эту х-х-х… хорошенькую пуговку в полицию, нас уберут как ненужных свидетелей?

– Это тебе не Чикаго тридцатых, а Лондон девятнадцатого века! – фыркнул Дан.

– Да кто ж его знает? У них вон убивают как легко… Но в любом случае, Холмс, сегодня у нас важная встреча. Я пригласил на ужин старого знакомого по академии, доктора Монтегю Джона Друитта. Того самого, – со значением прибавил он.

Платонов досадливо поморщился, и Сенкевич пояснил:

– Простите, все время забываю про вашу память… Доктор Друитт – придворный врач, который пользует наследника.

– Так он нам и расскажет что-нибудь, – усмехнулся капитан. – Это ж врачебная тайна, да еще и какой семьи!

Сенкевич безмятежно улыбнулся:

– Кто знает, дорогой друг… Я ведь не только духов в лаборатории вызываю. Вот. – Он продемонстрировал маленькую склянку. – Собственное изобретение. Смесь опиума и кое-каких препаратов. Отлично развязывает язык. А самое замечательное: пациент потом сам не помнит, что говорил. Остается только ощущение легкого похмелья.

– Другое дело. – Дан поднялся. – Только переоденусь в приличествующий случаю костюм.

– Я с вами! – подскочила Настя.

Сенкевич снисходительно взглянул на нее.

– О черт, – простонала девушка. – Черт, черт!

– Да, милая леди, – кивнул Сенкевич. – Клуб в Лондоне девятнадцатого века несколько отличается от тех, к которым вы привыкли. Туда, конечно, вхожи дамы, но… так сказать… строго определенного, и не самого высокого, сорта. Ну а тот, в который мы направляемся, – пристойное заведение, и даже таким б-б-б… бабочкам ночи туда ход закрыт.

– Гад ты, когда уже вытащишь нас отсюда?! – взвыла Настя.

– Терпение, милая леди. Вспомните монастырь в Равенсбурге и бордель в Эдо. Здесь вы еще неплохо устроены.

– Да уж, – буркнула девушка, поправляя светлые волосы. – Никто не сжигает, но никто и не трахает.

Она с обиженным видом ретировалась на кухню. Вместо нее в столовой появился Платонов:

– Поехали.

Клуб «Корона» занимал целый дом на Оксфорд-стрит. На первом этаже располагалась раздевалка, библиотека, комнаты для отдыха, курительные. Второй этаж занимали несколько отдельных кабинетов для деловых встреч, зал для обеда. В одном из них Сенкевич с Платоновым и расположились, ожидая доктора Монтегю Джона Друитта.

– Он весьма воспитанный джентльмен, – заметил Сенкевич, поглядывая на хронометр. – Вот увидите, будет пунктуален. Еще он помешан на френологии, как и многие сейчас.

Часы в столовой пробили шесть, и дверь открылась.

– Доктор Друитт, – доложил слуга.

Следом в кабинет вкатился толстенький румяный человек средних лет. С приятностью улыбнулся:

– Доктор Уотсон! Как давно мы не виделись! Рад встрече.

– Позвольте представить вам моего друга, мистера Шерлока Холмса.

– Наслышан! Счастлив знакомству!

Доктор Друитт потряс им руки и уселся за стол.

– Закажем обед прямо сюда? – предложил Сенкевич. – Признаться, наша кухарка готовит из рук вон. Следует воспользоваться возможностью и поесть как следует.

Принесли закуски, к которым Сенкевич заказал легкого вина. Переглянулся с Платоновым. Тот, правильно истолковав намек, перегнулся через стол и произнес:

– Доктор Друитт, я всегда живо интересовался вопросами френологии. Вы считаетесь одним из ведущих специалистов Лондона. Скажите, в чем вы полагаете особые отличия кельтского строения черепа?

– О, какой интересный вопрос вы подняли! – Глаза толстяка засверкали. – Я написал статью по этому поводу. Знаете ли вы, что…

Доктор Друитт выдал целую лекцию о теменной части кельтского черепа. Все это время капитан внимательно смотрел ему в глаза, кивал, нащупывал описываемые зоны на собственной голове, переспрашивал – в общем, делал все, чтобы отвлечь френолога. В это время Сенкевич благополучно опрокинул склянку в его бокал с вином.

Наговорившись, доктор Друитт схватил бокал, не глядя опустошил его:

– За френологию! Вы очень интересный собеседник, мистер Холмс!

Спустя полчаса толстяк раскраснелся еще сильнее, принялся рассказывать несколько более пикантную, чем положено в приличном обществе, историю. Сенкевич умело перевел разговор на нужную тему:

– Ходят слухи, что и принц Альберт Виктор, ваш пациент, не чужд милых шалостей.

– Это преуменьшение, – расхохотался доктор Друитт. – Могу с уверенностью сказать: его высочество обошел все притоны и злачные места столицы!

– Не может быть, – подыграл Платонов. – Вряд ли особа королевской крови отправится, к примеру, в Уайтчепел.

– Именно там чаще всего и пробавляется Альберт Виктор, – махнул пухлой ручкой доктор. – Он неразборчив и всеяден, что, увы, сказывается на моей работе.

Сенкевич посмотрел вопросительно.

– У него сифилис, джентльмены, – уныло проговорил толстяк. – Приобрел, разумеется, в одном из публичных домов. Причем болезнь прогрессирует стремительно. Это сказывается и на состоянии всего организма, и главное – на душевном здоровье принца. – Он понизил голос: – Его высочество стал раздражителен и предельно злобен. Иногда на него находят сильнейшие приступы гнева. Тогда мне кажется, он готов убить…

– И как же вы справляетесь, доктор? – сочувственно спросил Дан.

– Увы, джентльмены, медицина не знает надежного средства для лечения этого недуга. Некоторым больным везет, и они исцеляются. Но, боюсь, у его высочества не тот случай… Однако вот уже два дня у принца Альберта период просветления. Он на удивление спокоен и добродушен. Наконец я смог хотя бы выспаться.

– А что, ему бывает особенно плохо по ночам?

– Как и всем безумцам, – покивал толстяк. – Ночь – время сумасшедших. Принц обычно дремлет днем, а после полуночи на него находит жажда деятельности. Несколько раз он даже уходил из своей резиденции, умудрившись проскользнуть мимо охраны и слуг. Никто не знает, где он бродит. Впрочем, не такой уж и секрет. Скорее всего, навещает любимые злачные места. Хотя болезнь нанесла удар и по его мужским способностям. Это тоже вызывает у него бешенство и приступы ненависти.