Дмитрий Старицкий - Фебус. Недоделанный король

– Ваше величество…

– Сеньоры… – вернул я им ритуальную фразу. – А теперь кто-нибудь проводите их в башню и смотрите там у меня, чтобы у них было в достатке еды и сидра. А также нашего великолепного гасконского вина. Пока мои люди гостят в башне у Паука, я не смею предоставлять его людям меньшее гостеприимство.

– Я догляжу, сир. – Бастард убрал шпагу от горла несостоявшегося жениха и поклонился мне.

Когда франков уводили, я задержал свой взгляд на стройной фигуре молодого графа де Сада. И понял, кто именно из франков поедет к Пауку выручать моих людей. Мало ли как дальше все сложится, но представить Францию без того, что она является родиной садизма, я никак не могу. Это все равно, что Украину оставить без приоритета в мазохизме [6]. Культурное преступление.

– Сир, кто эти люди, что стоят у вашего трона? – спросил импозантный мужчина средних лет, разве что небольшого росточка, где-то чуть больше полутора метров.

– Представьтесь, – потребовал я.

– Но, сир… – удивлению этого человека не было предела, – я капитан дворцовой стражи Жан-Арман дю Пейре, барон де Труавиль. Ваш покорный слуга.

Почтительный поклон в мою сторону.

– Теперь узнаю вас, барон, – нашел я выход из щекотливой ситуации. – Верных слуг я всегда узнаю. Достойная фамилия, достойный древний род из предгорий.

В это время в зал вошли отец Жозеф и фра Иероним.

– Посему вам, барон, первому и присягать нам. Вот и святые отцы как раз вовремя. Что же до вашего любопытства, то у моего трона стоят кавалеры ордена Святого Антония Великого, спасенные мной из сарацинского плена. Теперь они моя почетная стража как командора ордена Горностая.

И я положил обе ладони на плоские подлокотники трона. Ща… опять все руки обслюнявят… Но воленс-ноленс… и это… ноближ-оближ… Потом помою, тайком, чтобы не обиделись.

После того как Труавиль обслюнявил сначала крест в руках отца Жозефа, а потом мою правую длань, нестройно поначалу, а потом все настойчивей придворные вошли в движение: чуть не отталкивая друг друга, но все же соблюдая показное вежество, потянулись присягать. Верные вассалы принца Беарнского.

И вскоре без присяги в зале остались только бывшая регина и тот щеголь, которого амхарцы отпихнули от трона.

Воистину щеголь, потому как в отличие от экономных провинциальных гасконцев одет он был не только дорого, но и по последней бургундской моде. А Бургундский Отель в это время был для европейской аристократии тем же, что Париж и Милан в моем прошлом-будущем – объектом для подражания. К тому же если у моего тела волосы сами кудрявятся, то этот перец явно свои завивал. А морду гладко брил. И драгметаллов на нем с камушками навешано не меньше килограмма. Даже цепочки, от длинных носков туфель к коленям, отсверкивали золотом.

– А вы, мон сьер, чего ждете? – спросил я его прямо.

– Я не ваш вассал, – ответил он гордо. – И не имею намерения вам присягать. Мой сеньор – сам папа римский.

– Что ж… тогда отведите его… как его… – протянул я.

– Одар де Тараскон, шевалье, – тихо подсказал возникший у трона Микал. – Из папской области Авиньон. Фаворит вашей матери.

Я кивком поблагодарил своего номенклатора, который хоть и прокололся с Труавилем, но появился вовремя в сложной политической ситуации.

– Проводите шевалье де Тараскона в башню к остальным франкам, – обратился я к сержанту-палатину.

Сержант поклонился, пряча в усы довольную улыбку, махнул рукой двум стрелкам и направился к щеголю.

– Вашу шпагу, сьер, – протянул он к нему руку.

«Видать, тут фаворита не очень-то и любят, – подумалось мне. – И это очень хорошо. Появилась наконец хоть какая-то педалька для давления на маман. Все же она почти в два раза старше любовника. А это симптом…»

– Нет! – воскликнула маман. – Остановите это беззаконие, сын.

Я поднял руку, и все остановились.

– Кстати, матушка, – заметил я ровным голосом, – вы мне также еще не присягнули. Или вы тоже вассал другого государя?

Вдовствующая принцесса подошла к трону, встала коленями на его ступени, вложила свои руки в мои ладони и прошептала так, чтобы не слышали остальные придворные:

– Хотела бы я быть уверена, что ты знаешь, что делаешь, сын…

И затем вслух громко оттарабанила слова клятвы верности, как будто заранее их учила наизусть именно к этому моменту.

Я поднял ее с колен и сам встал. Поцеловал в губы мать моего тела, как то предписывал протокол.

Маман горестно шепнула мне после поцелуя:

– В монастыре ты остался бы жив, сын, и даже стал бы кардиналом, возможно – и римским папой, а так… Храни тебя Господь, ибо больше некому.

По ее щеке покатилась робкая слезинка. Но она твердо повернулась, отошла на прежнее место и встала около своего щеголя.

– Мы можем быть свободны вместе с шевалье? – спросила она напряженно.

– Да, маман. Я вас не задерживаю. Только позовите сюда Каталину. Виконтесса также должна дать мне присягу. Ей вскоре становиться наваррской инфантой. Она должна к этому подготовиться.

И тут глухо бухнула во дворе бомбарда.

Когда мы входили в По, то все у нас было организовано по ленинской науке революции: мосты, почта, телеграф… Сержанты подсказали, как все это сделать оперативнее и быстрее, какими маршрутами. И ключевые места указали, где лучше ставить пикеты. А с моим планом захвата города покровительственно согласились, что сойдет. Ведь никто в По ничего подобного не ожидал. Даже меня хоть и ждали, но не так скоро, ибо хинеты всех гонцов перехватывали еще по пути.

Посольство франков разместилось все в одном месте – в бывшем Тамплиерском отеле, хорошо укрепленном, вот только от него отходили всего две улицы, а с другой стороны был крутой обрыв к реке. Эти улицы мы и перекрыли двумя веглерами-«дракончиками» с десятком мосарабов при каждом. С прикрытием из пикинеров-негрил.

Одного залпа аркебуз мосарабов оказалось достаточно, чтобы франки крепко заперли ворота и не отсвечивали больше. Хотя потерь они не понесли.

«Дельфина» я взял с собой. А третьего «дракончика» поставили на угрожающем секторе у единственного моста через реку. Мост узкий – даже каменной картечью с него всех сметет на раз. А уж дальнобойной чугунной…

И по всему городу разослали патрули хинетов всадников по десять. Наши глаза и уши. Ну и за городом часть их оставалась с той же целью – всех перехватывать: и тех, кто сюда, и особенно тех, кто отсюда.

Всех основных сил у меня с собой теперь только полсотни мурманов. Да беарнские стрелки, что присягнули вслед за сержантами. Рыцари дона Саншо. Пять аркебузиров последнего призыва. Всё. Много это или мало… не знаю… Все равно больше нет.

Эрасуна со своими знакомцами-сержантами обеспечили нейтралитет палатинов охраны замка. А воро́тники – отдельное подразделение охраны воротной башни, не участвующие в нашем заговоре, просто пропустили меня как своего принца. Даже мост опустили сами, едва меня завидев. И приветствовали сердечно радостными криками. От души. Совсем не ожидая, что принц едет собственный замок штурмовать.