Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)

«Ага! Похоже, я все-таки пока не в Валгалле». Открыв глаза, Хельги ощупал взглядом темницу. Низкий потолок, маленькое оконце, солома – пусть прелая, но довольно мягкая, прохладно и не очень сыро – условия вполне приемлемые. – интересно, где это он? Наверное, в монастырском подвале… или нет, скорее всего – в башне. О, боги, как болит шея! Ярл осторожно покрутил головой… вроде бы вертится. Потрогав рукой рану, поднял пальцы к глазам… ага – наконечник стрелы явно вытащили. И даже смазали рану целебной дурно пахнущей мазью. Так что, похоже, еще поживем. Вот только кому он вдруг стал нужен живым? Ну, это, положим, ясно. Если данам – то для выкупа, наверняка догадались по оружию и одежде, что он человек не простой. Какому-нибудь местному тану – для того же самого, а вот если монастырским жрецам… как их там называют? Монахам. Монахам-то он для чего сдался? Тоже для выкупа? Или захотят принести пленника в жертву распятому богу?

Сев на соломе и подтащив колени к груди, как когда-то в детстве, Хельги попытался вспомнить, как он здесь очутился. Память услужливо выхватывала цветные картинки… Река. Драккар. На берегу реки – селение. На него и собирались напасть… А затем – торжествующее лицо Горма с занесенной для удара секирой. Предатель! Подлый предатель. Недаром предупреждала Сельма… Ладно, что дальше? А дальше река, брызги… заросший камышами берег… и резкая боль в шее – видно, пустили стрелу, – а потом – темнота. Выходит, предатель Горм и его людишки захватили драккар. «Транин Ланги» – «Большой Журавль» – лучший из кораблей Сигурда. Конь волны, зверь пучины, скакун борта. А эти, Дирмунд Заика и Хрольв? Они погибли, в плену или тоже предатели? Пес их знает. Пока о них сказать нечего – ни хорошо, ни плохо… Другие корабли, драккар и снеккья? На них друзья, Харальд и Малыш Снорри. Они должны были обогнуть селение с моря. Успели? И что им сказал потом Горм? А может, он просто перебил их всех, внезапно напав? А не могли вернуться даны? Скорее всего, ведь он же как-то очутился в темнице. Но, может, корабли Харальда и Снорри сумели скрыться? Да, с ними же еще и Фриддлейв, а он умен и отважен, несмотря на все недостатки…

Вопросы, вопросы, вопросы…

Жутко заскрипев, наверху отворилась дверь… нет, лучше сказать – откинулся небольшой люк, сколоченный из толстых дубовых досок, и в темницу заглянула отвратительная толстая рожа в темной монашеской рясе.

– Похоже, он уже очнулся, – оглянувшись, сказала кому-то рожа и исчезла, громко хлопнув люком. Исчезла ненадолго – люк почти сразу открылся, и в темницу, чуть не придавив еле успевшего откатиться в сторону ярла, плюхнулась деревянная лестница. Четверо дюжих стражников в длинных кольчугах, вооруженные копьями и мечами, скатившись вниз, быстро связали пленника и, вытащив наверх, повели по узкому коридору, освещенному чадящими факелами. Делая вид, что вот-вот потеряет сознание, Хельги старательно запоминал дорогу – авось пригодится. Десять шагов прямо, пять влево – здесь какая-то дверь, за ней – ниша… еще коридор, лестница наверх – площадка – дверь.

Осторожно приоткрыв дверь, один из стражников заглянул внутрь и, что-то сказав, обернулся к своим, сделав повелительный жест.

Те, ни слова не говоря, быстро втащили пленника в небольшое, вытянутое в длину помещение и, крепко привязав к высокому креслу, исчезли, повинуясь взгляду сидящего напротив кресла монаха. Монах был безволос и худ, очень худ, его изможденное лицо скорее напоминало обтянутый пергаментом череп. Лишь глаза – умные, жестокие, властные – были живыми на этом мертвенно-бледном лице. Темная ряса с откинутым капюшоном придавала монаху весьма зловещий вид.

– Я – отец Этельред, настоятель этого аббатства. – Посмотрев на Хельги, монах скривил в улыбке тонкие бескровные губы. – Ты видишь, я хорошо знаю язык данов. Но ты – не дан. И твои люди – не даны. И я хочу знать – кто вы, сколько вас и откуда пришли.

– Я Хельги, ярл из Бильрест-фьорда! – откинув голову – при этом больно стукнувшись затылком о спинку кресла, гордо заявил Хельги. – Если ты хочешь выкуп – ты получишь его, если же мне суждена смерть – я умру.

– Бильрест-фьорд… – задумчиво переспросил монах. – Где это?

– Как это где? – Молодой ярл поразился невежеству настоятеля. – Ты слыхал что-нибудь о Халогаланде?

– Ах, Халогаланд, – усмехнулся отец Этельред. – Так вот вы откуда взялись. И что, вам мало Ирландии? Здесь у нас почти одни даны и геты.

– Мы свободные викинги и охотимся там, где хотим. И нет нам никаких дел до данов и гетов.

– Хорошо сказал, ярл. – Монах засмеялся противным дребезжащим смехом. Голос у него оказался приятным – бархатным, звучным, а вот смех – лучше бы и не слышать. Словно дверь заскрипела несмазанными ржавыми петлями.

– Я забыл твое имя, ярл.

– Хельги, сын Сигурда, сына Трюггви, сына Олава…

– Достаточно, достаточно, мой господин, – снова непонятно чему засмеялся монах. – Я вижу, ты знатного рода.

– Что же тогда ты держишь меня связанным?

– Если ты поклянешься не причинять окружающим зла…

– Я не даю никаких клятв нидингам, – невежливо перебил его Хельги и, неловко дернув головой, снова ударился о спинку кресла. – Впрочем, убивать тебя и твоих людей я не собираюсь, – немного помолчав, буркнул он. – По крайней мере – пока.

– Вот и отлично. – улыбнулся монах и крикнул кому-то: – Развяжите его.

Мигом подбежавшие неизвестно откуда взявшиеся люди ловко освободили Хельги от пут, и тот принялся растирать затекшие руки.

– Выпей. – Отец Этельред наполнил два кубка из принесенного кем-то кувшина. – Это красное греческое вино.

– Лучше б это была английская кровь! – тут же ответил Хельги и вздрогнул. Он и не собирался произносить ничего подобного, как-то само собой вырвалась эта диковатая фраза. Впрочем, отец Этельред не обиделся, наоборот – снова расхохотался.

Хельги отвели в небольшую комнату – она называлась келья, – предоставили мягкую постель и кувшин вина, перевязали шею чистой тряпицей. Все бы хорошо – да только заперли снаружи дверь на крепкий засов, собаки бешеные. Впрочем, об этом отец Этельред предупредил заранее. Придется, мол, поскучать до вечера, а вечером, мол, все и обговорим. Что «все» – не сказал. Вот и думай. Хотя что тут думать-то? Сумму выкупа обговаривать надо. Ох, не зря приставучий монах этакие разговоры с утра разговаривал. А пожалуй, настоятель зря надеется. Кто выкуп-то платить будет? Гудрун, что ли?

Он пришел вечером, как и обещал. Такой же страшноватый, жесткий и вместе с тем услужливо-бархатистый. То, что предложил настоятель, в принципе, не содержало в себе ничего нового, но, надо признать, оказалось для Хельги вполне неожиданным. Отец Этельред, походив некоторое время вокруг да около, вдруг, искоса посмотрев в лицо ярла белесыми, холодными, как у рыбы, глазами, предложил пленнику заняться своим прямым и любимым делом – грабежом и разбоем. Как оказалось, был у отца Этельреда трофейный кораблик – небольшой, но юркий, не стало б дело и за людьми, не было вот только предводителя с именем, которое бы многие знали – ну, хотя бы слышали – и уж никак не могли бы связать с мирной монашеской обителью. Да и людей, честно говоря, пусть бы этот предводитель сам и набирал, чего зазря давать почву слухам? А кораблика с достаточно умелым и решительным экипажем – настоятель уже все тщательно подсчитал – вполне хватило бы для захвата и потопления одиноких судов из соседних селений, что пока, составляя конкуренцию монастырю, без особой опаски занимались каботажным плаванием у берегов аж от Нортумбрии до Эссекса, а в случае чего – отсиживались под защитой укрепленных фортов. Скрыться обычно успевали. Да и не очень-то рвались за одиночной добычей морские конунги викингов – ладно, был бы еще кнорр, а то какие-то почти плоскодонные лодчонки-циулы.