Владимир Поселягин - Мальчик из будущего

Я улёгся на своей кровати, заложив руки за голову, размышляя. На концерт я завтра всё же пойду, на салют тем более, а вот в воскресенье дам дёру. Не стоит ломать планы из-за капризов правовой и воспитательной системы государства. Это в будущем воспитатели держали нас в ежовых рукавицах, находя подход к каждому, отчего не рыпнешься, а тут, почувствовав свободу, терять её не хотел ни в коем разе.

Парад и концерт прошли просто замечательно. Парад я смотрел, стоя рядом с директрисой в первых рядах, рядом с приглашёнными гостями. Сегодня она меня сопровождала. Потом мы направились в Кремлёвский дворец съездов на праздничный концерт. Всё серьёзно, монолитно. Дядя Адик проводил нас на наше место, согласно приглашениям, и убежал за кулисы. Ему ещё работать. Поначалу выступали разные политические деятели, Брежнев закатил длинную речь, после чего и начался в принципе сам концерт. Судя по нескольким массивным камерам, его и по телевизору покажут. Правда, у нас в детдоме телевизора не было, не посмотришь. Под конец исполнили и «День Победы».

Вернулись мы к трём часам дня. Директриса тут же убежала – у её ансамбля ещё несколько выездных выступлений, один прошёл без неё, остальные будет вести она сама. Арендованный автобус уже ждал. Я в этом и раньше не участвовал и сейчас не буду. Отмазка та же – не могу, заикаюсь, дар речи теряю на людях. Пока проходит.

Я сдал в гардероб праздничный костюм, который на сегодня выдали, и получил свою одежду. Пройдя в спальную комнату, я увидел на своей постели мою гитару. Хм, значит, решили вернуть незаконно отобранный инструмент? Похоже, наши отношения потеплели. Доверие показывают, мол, мы тебе доверяем, и ты нас не подведи? К чему? Я всегда честно говорил: лето буду проводить на море, как меня ни уговаривай. По-другому не будет.

– Здорово, вернулись уже? – спросил вихрастый паренёк моих лет, Толя Баянов, он зашёл за мной следом.

– Минут пять назад.

– А я на Красной площади был. Видел, какая боевая техника шла? Мощь. Нет, я точно в военное училище поступать буду.

– Каждый может разрушать себя как хочет, вот и у тебя свой жизненный путь, – пробормотал я.

– Ты постоянно что-то говоришь, а что, непонятно. По нормальному скажи, – ответил он, усаживаясь на свою кровать и снимая уличную обувь: баба Валя, похоже, проморгала его, я вот свою снял у входа.

– Если по-простому, что делать – это твоё решение. Захочешь – станешь военным. Не захочешь – не станешь.

– Ну так бы и говорил, – кивнул тот довольно. – А то вечно загнёшь такое, хоть убегай. Кстати, ты чего вернулся-то? Вроде на море хотел?

– Не вернулся, а вернули. Поймали.

– А-а-а, ну теперь держись. Я когда полку у секретаря прибивал, она попросила помочь, то видел списки наших троечников, которых отправляют в трудовые лагеря на перевоспитание. Ты в списке, первого июня отправляешься. Я, правда, не понял куда, название не выговоришь.

– Да ладно? – удивился я, привставая с кровати.

– Я сам глазам не поверил, чуть по пальцу молотком не попал. Точно говорю. В трудовой лагерь, а не в лагерь отдыха. Перевоспитывать тебя будут.

– Что за глупость, ясно же, что я сбегу.

– Глупость не глупость, а тот список на её столе. Вчера его видел.

– Я-асно, – протянул я и, резко встав и подхватив гитару, под любопытным взглядом Толика направился из комнаты.

Где остальные пацаны, не знаю, видимо, гуляют, но хорошо, что пока тихо. Я зашёл в спальную комнату другой группы, где жили ребята на три года младше меня.

– Антона нет? – спросил я у тройки пацанов, игравших в карты на кровати.

Они было дёрнулись, когда я входил, от воспитательницы шифровались, но, увидев меня, успокоились и продолжили играть.

– Он выступает, уехал куда-то.

– Ясно. Передайте, что я ему гитару оставлю в подарок. Пусть бережёт её.

Я положил гитару на кровать Антона. Он был отличным гитаристом, но своего инструмента не имел, мы с ним часто выступали, так что подарок был сделан тому, кому нужно. Антон давно в мою красавицу был влюблён. Поправив складку на чехле, я вздохнул и вышел из комнаты. Пацаны большими глазами смотрели на меня, они знали, как я берёг инструмент, поэтому не могли понять, как я с ним расстался. Думал записку Антону накидать, но решил, что не стоит, тот и так оценит подарок.

Я перебрался в соседний корпус и оказался на административном этаже. Тут же было несколько учебных классов. Дождавшись, когда секретарь выйдет по делам, я проник в её кабинет и быстро просмотрел записи на её столе. Толя не солгал, и глаза его не подвели, был список, и я в нём тоже был. Меня отправляли в степи Узбекистана. Да-а, оттуда не сбежишь, наверняка на десятки километров вокруг пустыня.

Быстро убрав бумагу на место, я покинул кабинет, как раз вовремя – по лестнице поднималась секретарь с двумя папками в руке, и, вежливо с ней поздоровавшись, стал спускаться. В детдоме стало заметно шумно, возвращались классы с парада и концертов. Рядом в парках, на танцплощадках играли военные оркестры или разные группы, которые пели песни военных лет. В общем, вокруг царила аура праздника, радости и веселья.

– Привет. – Ко мне подскочила пятилетняя кроха из младшей возрастной группы. – Я тебя нашла.

– Здравствуй, Сашенька. Хорошо отдохнули? – поинтересовался я у девчушки, протягивая ей конфетку, купил немного в буфете в Кремлёвском дворце.

– Ага, – сразу засунув всю конфету в рот, прошамкала она. – Фак инфефефно фыло…

– Не говори с полным ртом, – улыбаясь, попросил я её.

Когда я возился с младшими детьми, вот такими маленькими, Александра постоянно вертелась рядом со мной, незаменимая помощница, так что приходилось уделять ей больше внимания, и со временем относиться я к ней стал как к младшей сестрице.

Прожевав, она быстро затараторила:

– Я говорю, там интересно было, песни красивые, танцы. Нам очень понравилось.

– Это хорошо.

– А ещё конфетка есть?

– Держи, – протянул я ей ещё одну шоколадную конфету, которую есть она не стала, домовито в карман спрятала.

Пообщавшись с дошкольницей, но недолго, их на ужин позвали, и та убежала, я энергично направился к выходу. Брать из комнаты, вернее, из тумбочки ничего не нужно, там моего не было, всё детдомовское, а себе я сам всё добуду. Спокойно выйдя в парк, я поймал взгляд бабы Вали, нашей бессменной сторожихи, она тут же, в подсобке жила, и, подмигнув ей, отправился прогуляться по огороженной территории детдома.

То, что меня не оставят без пригляда, было понятно, трое наблюдали из дошкольной группы, наверное, им велели, если я попытаюсь перелезть через забор, поднимать крик. То место, где я в прошлом году покинул территорию, уже заварили, не пролезешь, да и стал я покрупнее, теперь не протиснусь.