Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)

— Вторая задача нашей колонны — занять собор. Первую — вы выполнили за нас. Доложу Верховному!

— Благодарю! Флаг, наверное, и так увидит.

— Нет. Она ведёт вторую колонну.

Пики вперёд! Они тоже знают этот строй. Смотрю в трубу. Злые серые лица в пыли и копоти. Много раненых. Храбры!

Значит, умрут сегодня. Улица довольна широкая. Три пушки в ряд заряжены картечью.

— Залп! Стрелки вперёд. От того дома — два залпа.

Без шлема. Ранен. Ревёт, как бык на бойне. Здоровый! Меч в руке — у другого сойдёт за двуручный. Узнал во мне командира.

Рванулся. Выстрел из двух стволов отшвыривает назад. Рука болит.

Уже всё. Солдат пробивает шею упавшему гиганту.

— Ловко бьёшь, девка! — хохочет сотник.

Сил обижаться на девку уже нет.

— Пушки перезарядить! Гаубицы где? Чем с крыш их сбивать будем?

— Здесь гаубицы!

Отлично! Всё отлично складывается!

— Где были?

— Через мост поехали. Там легче.

Ага. Ну да. Но пушкари орудия через завал протащили… Да плевать! Главное, все здесь, кто нужен.

— Вон здание. По крыше разрывными.

— Не маленькие, госпожа Осень. Заряжено уже.

— Выкатывай! Пушки навести на вход! Стрелки готовься, если кто полезет.

До нас добивают. Но мы за домами. Да и броня у нас получше.

Гаубицы выплюнули огонь. С крыши кто-то валится.

— Есть зажигательные. Бить?

Чуть по лбу себя не хлопнула. Вот дура! Они же строители ещё те. Перекрытия же деревянные!

— Много?

— Два зарядных ящика.

— Не жалеть! Остальным — окружаем площадь. Следить за окнами. Вон ту улицу перегораживаем!

Пожар всё сильнее.

— Если не совсем на голову больные, скоро наружу полезут.

— Картечь и пули на что?

— Хм. Гляньте вон туда. Ещё один храм запалили.

— Так и надо! Все сожжём или по камушку разнесём. В лагере Верховного запас пороха приготовлен для подрыва.

— И так спалим!

— Дверь открывают.

— Товьсь!

Даже не вглядываюсь в мечущиеся в дыму тени. Воины или нет — мне дела нет… Только бью. Хотя, с такого расстояния пистолетная пуля вряд ли хороший доспех возьмёт.

— Конные! Наши!

Генерал Ярн и его охранная сотня. Конечно, смотреть на штурм не стал, ввязался при первой возможности. Замечать стала, солдаты на него косовато посматривают. Хотя, к храбрости и командирским способностям не придерёшься. Храатов вон он пышностью доспехов напоминает, это да.

Меня, однако, разглядел сразу.

— Доложить обстановку!

— Поставленные задачи выполнены. Большая башня занята. Крупные силы противника заперты в этом здании. Потери — до двадцати человек. Артиллерия действует. В башне захвачены большие запасы продовольствия.

— Потери противника?

— До трёхсот. Сейчас больше, — киваю на знание, крыша уже вся объята огнём. Сквозь рёв пламени доносится что-то. Лень вслушиваться. Скорей бы прогорело.

— Не перекинулось бы.

— Сгорит — жалеть не буду. Не для того столько лет на эту войну собирались, чтобы щадить тут кого-то.

— Просто, теперь это наш город.

— Я порученное сделала. Пожары тушить — не моя забота. Это прогорит — вон по тем улицам двинем. Хотя, это не улицы, а направление куда-то, да дома по бокам.

У стен здорового, даже по нашим меркам здания стоят солдаты колонны Госпожи. Команда «вольно» была, но фитили ружей и пушек тлеют. От дверей остались только верхние части. Вышибали пушечным огнём. Сделали несколько залпов. Такие прочные были? Непохоже… Скорее, Госпоже ядра и порох девать некуда.

Точно, перед входом обильные следы гари. С вплавленными кусочками дерева, и, наверное, тел. Бешенным огнём прошлись. Хорошо так.

Дальше копоти еще больше. И в пол вплавило уже вполне различимые куски тел и оружия. Сладковатый запах подгоревшего мяса. Посочувствовать можно тем, кто это растаскивал. Солдат с баграми и копьями с крючьями у входа много было.

Столбов, подпирающих крышу, куда больше, чем в наших постройках.

Дальше куча свежеотрубленных голов. Какие обгорелые. Поцелее, все сплошь с волосами и бородами ухоженными. Храаты да попы. Хорошо их наложили. К груде принюхиваются два пса. Кажется, мужа казначея.

Ещё какие-то ворота с золотой резьбой и какими-то изображениями. К воротам привязан конь Ярна и двух телохранителей. Перед ними — два саркофага красного камня. На крышке правого сидит Госпожа. Вокруг — все командиры колонн и отдельных частей. Я последняя.

— Что припозднилась?

— Завал разбирали.

— Потери?

— Никаких. По ним с тылу ударили. Всем головы отхватили.

— Мы это были, — командир четвёртой колонны.

— Чего не прихватила ничего?

— Там горелые всё большие. Да и не охота на пепелище копаться?

— Твои старый собор вон там запалили?

— Мои. Зажигательными по крышам.

— Хорошая коптильня получилась.

— Благодарю.

— Сколько осталось очагов обороны?

— Нисколько.

Смеющимися глазами обводит собравшихся.

— Так-так, красавчики! Осень не последняя, а первая получается. Потому и пришла так поздно. А вы ещё не все городские башни и усадьбы взяли!

— Но город-то пал! — замечает Ярн.

— Только первую крепостную звезду заслужила Осень. Списки отличившихся подашь казначею завтра. Сегодня — в дрова нажрёмся. Прямо здесь! Объяснять никому не надо, что это за место?

Смотрит вопросительно почему-то именно на меня.

— Я не придавала значения. Пригодное для обороны здание.

Почему-то все смеются.

— В двух словах, это центр их мира, — генерал-лазутчик говорит, чеканя каждое слово, — Самое сердце. Святая святых, как они выражались. И теперь всё! Святыни осквернены. Мир верующих в этого божка уничтожен.

— Это точно! Осквернили по-полной! Кровь в стенах пролили. Священников убили. Коней да псов в храм привели. Пару свиней ещё хорошо было бы. Могилы разграбили, мощи повыкидывали и сожжём скоро. Да я ещё тут сижу! Если кто не знает, этих саркофагов женщине, особенно, не рожавшей, вообще касаться запрещено. Так! Дина, Осень, присаживайтесь!

Снова ухмыляется.

— Для полноты картины осквернения. Жаль, в углу никто не наклал. Кстати, ты говорил, вроде, самые чтимые святыни в склепе хранятся? Туда ещё не лазили?

— Только проверили, не прячется ли там кто.

— И как?

— Вон те две головы сверху.

— Полезли! Где там вход?

— Туда только представители нескольких знатнейших родов храатства могли спускаться.

— Да? Ну, так это же мы теперь.

В склепе ничего необычного. Ниши в стенах, да саркофаги. На некоторых сосуды какие-то стоят. Два безголовых тела лежат. Один воином был, другого просто убили.

— Ты глянь, гроб золотой! Или позолоченный?

— Судя по тому, во сколько он обошёлся, золото.

— Отлично! Монет начеканим. Да и покойничек, небось, не в мешковине.

— Вон в том горшке его сердце набальзамированное. Это же величайший столп веры, чуть ли не наместник бога на земле.