Андрей Баранов - Война и Мир – 1802

– И как же это мы его недодушили? – недоумевал Николенька Зубов. – Я его и табакеркой оглоушил, а он так и не скопытился. Живуч, чертяка!

– Бить надо было крепче, на трезвую голову. Не должно пить при исполнении смертельной затеи. Ну ничего, не уйдет, весь дворец обыщем! Чую, затаился где-то поблизости, – отозвался Беннигсен, тыкая шпагой под кровать и срывая все портьеры и ширмы. – Эй, послать людей к императрице, да не забудьте посмотреть во дворе! Возьмите семеновцев, прочесать тут все частым гребнем! С фонарями искать!

В это время полковые офицеры возбуждали солдат противу Павла всякими скабрезными шуточками. Однако узнав что он еще не пойман и бежал, все уже приготовившиеся поздравлять друг друга с новым императором стали очень серьезны. Немедля солдаты примкнули штыки и начали искать повсюду.

– Откуда вы, сударыня? – на бегу осведомлялся Павел у Лесистратовой. – Я полагаю, что вы посланы мне во спасение с небес!

– О нет, ваше величество, – отвечала Лиза шепотом, – я служу в Тайной экспедиции, и мы давно уже следили за заговорщиками, но только я одна относилась к этому всерьез! Вы представляли меня к ордену святой Екатерины… А пока нам надо спрятаться!

– Ах да, помню, дело о пропавших предсказаниях. Слава богу, что в Тайной экспедиции нашелся хоть один человек с головой на плечах, а то ведь ее глава генерал-прокурор Обольянинов – человек без всяких признаков ума или таланта. Проворонить такой заговор – и у себя под носом! Я сделаю вас статс-дамой, фрейлиной, всем кем пожелаете, только спасите меня!

Однако же кольцо вокруг бежавших, временно спрятавшихся во дворе замка, сжималось все теснее. Преображенцы и семеновцы с молодецким гиканьем обходили кусты, наподобие егерей, травящих зайца на охоте, подбираясь все ближе, и граф Г. уже полагал что ему придется погибнуть здесь со шпагой в руке, защищая императорскую жизнь, как вдруг произошло еще одно чудо, пожалуй последнее на эту ночь. Неожиданно откуда-то из тени выпрыгнула целая карета, запряженная четверкой лошадей, и голос Черного барона на вроде бы русском, но странном наречии, наподобие воровской фени, произнес:

– Ваше императорское, садитесь в тачку… то есть в карету! Живее, не тормозите!

– Кто это? – вопросил Павел недоуменно. – Кто вы такой, сударь?

– Ваша крыша! Ну то есть типа шефская помощь. Мальтийский орден, если угодно. Да садитесь же! Если б Борис Крутой в девяносто первом так тормозил бы, до сих пор коммуняки бы у нас рулили. Запрыгивай, не парься!

Ошеломленный император, которому однако же решительно некуда было деться, влез в карету, а троица в составе графа Г., Морозявкина и мамзель Лесистратовой воззрились на Барона с ужасом, как будто увидели призрак из прошлого.

– Что это вы на меня так уставились, мамзель? – вопросил БэВ раздраженно. – Мы что, с вами уже встречались? В прошлой жизни, ну то есть в будущей? В программе «Пусть говорят»? А черт, совсем запутался. Ну ладно, как говорится оревуар! Давай, погнали, – обратился он к кучеру, и карета, влекомая мощными вороными лошадьми, исчезла вдали.

На следующее утро российское государство, начиная с его царственной столицы – Санкт-Петербурга, ожидали значительные перемены. Грозные и ужасные слухи разносились по городу – что у императора ночью случился апоплексический удар табакеркой в висок, что лекари его еле спасли, что будто бы на него ночью налетела целая стая то ли людей, то ли призраков и он скрывался от них не то в кавалерском Андреевском соборе, не то у британского посланника Уинтворта. Почему именно там – никому не было ведомо, но эти басни передавались из уст в уста.

До сих пор вся страна ждала некого избавления от поднадоевшей тирании, так сказать разрешения от бремени – однако же ближайшее будущее ясно показало что ожидания эти совершенно беспочвенны. После однодневного оцепенения уже на следующий день как из рога изобилия посыпались императорские указы и приказы. Окопавшийся в имении Аракчеева, находившемся менее чем в сутках пути от Петербурга, окруженный верными ему войсками, гатчинцами, сохранившими верность присяге, государь решительно озверел и решил покончить с заговорщиками самым непосредственным образом.

– Ах, ваше величество, что же это вы не призвали меня ранее? Из-за преступной задержки моих саней на заставе вы могли погибнуть, а с вами и вся империя! – говорил императору граф Аракчеев, бывший комендант Гатчины и инспектор всей артиллерии.

– Вижу, Алексей Андреевич, что я весьма зря стал забывать старых друзей. Вы да граф Ростопчин – вот кто мои истинные друзья, вот кого я должен был жаловать не только чинами, но и держать подле своей особы. Орден святого Иоанна Иерусалимского, какового вы командор, а я магистр – вот истинная святыня и опора, а на коварную петербургскую знать и надеяться не стоило. Провидение подвергло меня испытанию – я его перенес, и теперь уже не промахнусь!

Началась череда арестов, пыток и казней. Напрасно граф Пален пытался уверить Павла что он намеренно влился в ряды заговорщиков, а иначе никак не смог бы узнать их преступных замыслов, против него показывали слишком уж многие, и показания их были убийственны. Генерал Талызин, командир Преображенского полка, рассказал что однажды ввечеру обнаружил на столе своем послание от графа Панина, в котором тот предлагал ему помогать Палену, говоря что уже дал генералу лучшие рекомендации. Талызин сжег письмо, и после этого, встреченный фон дер Паленом во дворце, был приглашен им для совещания и заговора.

– Но ведь именно я, ваше величество, я рекомендовал вам сослать великих князей, я и всех остальных арестовал бы, я уже шел вам на выручку в Михайловский замок! – вопил Пален, ползая на коленях вокруг императорского трона, будучи напоследок удостоенным такой чести.

– Сударь, будучи военным губернатором, вы не предприняли для моего спасения решительно никаких мер! Вы были в списках заговорщиков, и в самых их рядах в ночь на двенадцатое марта! Все показали против вас, и братья Зубовы, которые кончат жизнь свою на эшафоте, и Беннигсен, и прочие мерзавцы! Не желаю ничего слушать! В Сибирь, на вечное поселение! А остальных – в кандалы, в крепость, заковать в цепи, и немедля! Всех до единого сыщем подлецов, не сомневайтесь, – выкрикнул Павел, по привычке давно уже соскочивший с трона и мерявший шагами тронную залу.

Не будучи провидцем, Павел I был весьма суеверен, недаром он уверовал в предсказание о том что если уж спокойно процарствует четыре года то будет счастливо править страной и все остальное время. Прислушивался он впрочем и к более мрачным прогнозам, предрекавшим что жить ему лишь столько лет, сколько насчитывается букв в надписи над воротами Михайловского замка «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ». Но видно оптимистичное пророчество в его сознании победило, и по прошествии четырехлетнего срока он даже именным указом вернул в северную столицу всех ранее им сосланных и этим чуть не погубил себя. Однако же после неудачного покушения добрые подданные стройными рядами вновь поехали в свои поместья, а многие и в места не столь отдаленные, и мельница репрессий резво завертелась.