Анастасия Азова - Браслет богини

Но если прежде во всех своих неприятностях была виновата только я сама, мой неуёмный характер и никогда в них не был замешан никто другой, то те невероятные приключения, о которых я собираюсь вам рассказать, оказались самым тесным образом связаны с самым дорогим человеком в моей жизни, которого я просто обожала. Уже потом выяснилось, что моя история стала как бы продолжением его.

Речь идёт о моём любимом дедушке – прекрасном, добром человеке, который всячески меня баловал и защищал всегда и ото всех. Если судить по фотографиям, то в молодости он был очень красив и до сих пор сохранил свою привлекательность и стать, хотя некогда ясные голубые глаза со временем чуточку утратили свой блеск, поблек загар, волосы поседели.

По профессии он учёный-археолог, с мировым именем. Всю свою жизнь дедушка провёл в постоянных экспедициях. И где он только ни побывал… Египет, Мексика, Китай, Япония… Джунгли Амазонки… Дельта Нила… Ганга… У него в кабинете висела большая карта мира, на которой он отмечал все страны, где ему довелось побывать, и сам утверждал, что ему гораздо проще перечислить те, где он не был, когда его спрашивали, куда его заносила жизнь. Без единого красного флажка были только два скопления льда у полюсов, и то я в детстве думала, что туда дедушка ни разу не ездил только потому, что был чрезмерно подвержен простудным заболеваниям.

Как гласит наша семейная легенда, во время одного из этих своих путешествий он познакомился с моей бабушкой. Тогда он отсутствовал очень долго, дольше всего – так что даже ближайшие друзья его потеряли. На поиски отправился его лучший друг Григорий, и тоже исчез. И только через пять лет после этого они оба вернулись – совершенно измотанные, но – в сопровождении удивительной красавицы, которую дедушка опекал со всей заботливостью, тем более, что красавица была беременна. Это была моя бабушка. Они поженились незадолго до того, как у них родилась дочка, моя мама.

Бабушку я не помню. Я знаю о ней только по крайне редким рассказам. Мама всегда говорила, что ничего не помнит о своей матери и старалась оборвать разговоры о ней. Дедушка же на все расспросы только горестно вздыхал и замыкался в себе. Лишь однажды он позволил себе сказать несколько слов.

– Она была чудесной женщиной, Элен. Это была не простая смертная, но королева, богиня! Да ты посмотри на неё сама!

Я и сама ежедневно бегала в кабинет дедушки, где висел удивительный портрет сказочной красавицы – моей бабушки. Он был… волшебным, заколдованным, я не знаю, как иначе объяснить то чувство, которое притягивало меня сюда, заставляло подолгу стоять перед полотном, вглядываться в изображение, любоваться роскошными золотистыми волосами этой девушки, тонуть в изумрудных озёрах её глаз. Казалось, и сам портрет, и юная бабушка хранят некую тайну, которая была никому не ведома, я сильно сомневалась, что даже дедушке известен ответ на эту загадку… Загадку, которая скрывалась в каждом штрихе неведомого художника, в лучистых глазах портрета, в мягкой, нежной, немного грустной и в то же время озорной усмешке девушки, в лебедином изгибе её шеи, была заключена в каждый камешек её украшений.

На незнакомке был дивный гарнитур из неизвестных мне камней. Это были не бриллианты, не изумруды, которые, казались, так и напрашивались, чтобы подчеркнуть цвет глаз, не жемчуг. Это были блестящие непрозрачные чёрные камни, из них было сделано ожерелье, браслеты и кольцо, блестящее на правой руке. У меня почему-то сразу, как я увидела этот портрет, возникло ощущение, что эти украшения – более поздняя деталь портрета, появившаяся спустя много лет после того, как картина была закончена, но почему мне так казалось – я не могла понять. Композиция была такой целой, создавалось впечатление, что девушка на портрете родилась уже с этими загадочными чёрными камнями.

Однажды я спросила у мамы, что это за камень.

– Обсидиан, – неохотно сказала она. Мама очень не любила разговаривать о бабушке, но тогда я пристала к ней, как репей и отделаться от меня и моих вопросов было ну никак невозможно. – По её словам, она принадлежала к какой-то очень обеспеченной семье, но изо всех украшений предпочитала этот гарнитур, с которым практически не расставалась. Даже если она снимала что-то, хотя бы один предмет обязательно оставался на ней. Потом она ушла, вместе с ним…

Раз в год, девятого января, дедушка запирался ото всех в своём кабинете и не выходил оттуда до следующего утра. Однажды я решила посмотреть, что же там происходит, через замочную скважину… И увидела, что дедушка сидит за столом, глядит на портрет, лицо его состарилось на несколько лет… По лицу бегут слёзы, дедушка держит в руках небольшую шкатулочку, и что-то говорит на каком-то совершенно удивительном, мелодичном языке.

На следующее утро я подошла к дедушке и призналась в том, что увидела.

– Никогда больше так не делай! Не хорошо так вламываться в личную жизнь людей и в чужие тайны! – это был единственный случай, когда он повысил на меня голос, обычно он не ругал меня, никогда. Даже когда мы с друзьями разнесли его кабинет, а я случайно залила чернилами тетрадь с записями, над которыми дедушка трудился уже давно (компьютера дедуля не признавал, и писал по старинке, чернилами). Мама тогда меня очень отругала, но и тогда дедушка за меня заступился. А тут… Тут он был очень недоволен.

Кроме этого портрета и карты, в кабинете чего только не было! Дедушка из каждого путешествия привозил с собой всевозможные сувениры, просто восхитительные, хотя, на мой взгляд, редко имеющие какую-нибудь ценность, кроме чисто исторической. Так, я не думала, что стоимость деревянных чёток четырнадцатого века – именно самих чёток, без учёта их древности, была так уж велика. Учитывая, что лак, которым они были покрыты, облупился на некоторых бусинах? Но дед от них был в неописуемом восторге, частенько доставал из шкатулки, где они хранились, и рассказывал удивительную историю о том, как они к нему попали. У него были потрясающие браслеты, бусы, кольца… Зеркало работы ацтеков – вот что имело большую ценность – оно было не из стекла, а из серебра. У него же была почти целая амфора, которую он вывез с одного из греческих островов контрабандой. И оттуда же он вывез немало экспонатов для своего маленького домашнего музея. И, откуда бы он ни возвращался, он никогда не забывал о своей единственной и горячо любимой внучке и обязательно привозил мне множество разных милых безделушек.

Но была в его коллекции и такая вещица, которую, как мне казалось, он просто боялся. Он старался не доставать её из шкатулки, задвинутую на самый задний план, хотя я однажды увидела его, вернее, подглядела.