Андрей Сулацкий - Дрейфующая станция СП-40 бис

Почти час полёта – долой. И только безжизненная ледяная пустыня – слева и безбрежный океан – справа. И никаких островов! Океан, правда, оказался совсем не безжизненным. Совсем наоборот! Жизнь в нём даже не пряталась. Пару раз наблюдали стада китов. Совершено фантастических размеров. Что стада, что сами киты. Морские гиганты спокойно, мерно то погружались, то всплывали, выдыхая из себя сверкающие на солнце всеми цветами радуги фонтаны воды. И плыли куда-то по своим непонятным делам, блестя на солнце тёмными могучими спинами. И ни одного китобойного судна! На краю плавучих льдов несколько раз видели лежбища то ли тюленей, то ли моржей. И снова ни одного судна-охотника, ни гринписовского судна! Как-то для современной Земли эта картина не представима. Чайка, взглянув раз, заявил, что только на одном лежбище – больше сотни тысяч голов. И, мол, он, Чайка, такого даже на острове Тюлений в Охотском море не видел. “Как он их посчитал? Ладно, ему видней. Но это значит – что и рыба водится в море преобильно! Итак – еда здесь есть. Это плюс. Хоть и однообразная – это минус. Но как-то пока всё не очень гостеприимно для человека. А стоящая на льдине холодная металлическая коробка с крыльями, в которую, понятно, превратится после неизбежной посадки самолёт – какое-то не самое удобное пристанище. Пусть даже временное. Пока их не найдут. Хотя, ой, что-то я сомневаюсь, что здесь есть спасатели… И, вообще, где это самое здесь?” – думал Алексей, прильнув лбом к стеклу иллюминатора слева по борту – надо ведь кому-то и в сторону безжизненной пустыни наблюдение вести.

Чайка, наблюдавший по этому же борту, решил дать отдохнуть глазам – передал бинокль Алексею. Пока Левшаков подстраивал под себя оптику, Иванцов докладывал Бергу, что топлива осталось минут на 50 полёта, максимум – на час. Надо срочно искать место для посадки!

Сначала Алексею показалось, что это какой-то мусор на внешней стороне линз бинокля. Взглянул на линзы. Нет, чистые. Чуть подкрутил настройки и одно пятнышко “пыли” разделилось на несколько. Стало понятно, что это что-то, стоящее или лежащее на снегу. В нескольких экземплярах. Причём несколько пятнышек были довольно яркого, какого-то буро-оранжевого цвета. И тут догадка ударом электротока пронзила мозг наблюдателя: “Ёлки-палки! Это же балкú! Обычные полярные балкú!” И тут же озвучил своё открытие:

– Слева-впереди наблюдаю несколько строений. Удаление… м-м-м… не могу сказать, опыта нет. Азимут относительно направления движения около 30 градусов влево, – и передал бинокль Бергу.

– Хм… как Вы только смогли идентифицировать эти пятна? Строения… – с сомнением сказал Берг. Но тут же скомандовал пилоту смену направления движения, – Доверимся Вам, Алексей.

Спустя несколько минут стало ясно, что Левшаков не ошибся…

“Кашалот” на малой скорости и высоте сделал круг над строениями. Типичная дрейфующая полярная станция. Но только не современная, а годов так шестидесятых-семидесятых. И явно заброшенная. Ни тропок, ни цепочек следов… Ни человека, ни собаки, ни медведя… Никого. Небольшие сугробы чистого нетронутого снега в затишках. Метеобудка с весящей на одной петле дверцей. Сбоку – явно нерабочий бульдозер. “На базе ДТ-54. Старичок,” – определил Чайка. Ещё какая-то мелкая рухлядь рядом. Топливные бочки, стоящие в несколько рядов. Несколько из них опрокинуты и раскатились в разные стоны – явно пустые. И шесть балкóв. Три хоть и старых, выцветших и давно потерявших свой изначальный яркий оранжевый цвет, но самых обычных. А последние три – очень, ну, очень странные. Срубы! На льдине! Полный сюрреализм!

Алексею почему-то сразу привиделись словно кадры древнего беззвучного чёрно-белого кино: сани, запряжённые лохматыми низкорослыми саврасками и гружёные брёвнами где-то, в другом месте, срубленных и потом разобранных изб… кудлато-бородые мужики в зипунах… нет, по погоде – в тулупах, на ногах – валенки и такие, ну… домотканные полосатые штаны. На головах эти… как их… во! – треухи… За поясами топоры. В карманах – водка и закуска. С шутками-прибаутками разгружают сани, и венец за венцом собирают срубы… Для полярников на льдине… “Ага!… Да, ну, полный бред!” Что-то в этих трёх срубах не вязалось с пасконно-суконным “кино”. А, вот, что! Видели вы когда-нибудь старую потемневшую от времени избу? Она же не равномерно тёмная, а где-то темней, где-то светлей, где – серая всех оттенков, где – почти коричневая, брёвна – в продольных трещинах, торцы брёвен – так и вовсе словно погрызенные, венцы нижние просевшие, а где и подгнившие, отчего стоит такая изба слегка, а часто и не слегка покосившись. Эти – нет! Не таковы. Брёвна словно оцилиндрованные, одно к одному, ровного тёмно-коричневого цвета. Всё строго параллельно-перпендикулярно. Новьё! Да, и общий стиль строений какой-то не русский, а словно западноевропейцы для условий Сибири пытались дом построить, исходя из своих теоретических представлений. И печных труб нет. Но надёжно сколочено. Немцы, должно быть, рубили-делали… Тут же перед мысленным взором младшего лейтенанта возникло другое “кино”: пароход с жёлтыми бортами, красной надстройкой и чёрной трубой выгружает разобранные избы… или, вот, ещё лучше – грузовой самолёт с натовской розой ветров открывает аппарель – и оттуда снова избы, избы… “Фильм-пародия, одно слово… Что-то не пойму я никак об этих срубах ничего”, – мысленно, но безнадёжно вздохнул Левшаков.

– … странная станция. А ещё скворечника не наблюдаю, – долетел до Алексея самый конец фразы Чайки. Невольно сорвался вопрос:

– Какого скворечника?

– Ну, как какого? Туалета, конечно. Нет его. Ни классического скворечника, ни снежного, как раньше на станциях делали. Вот, не верю, что он у них тут в каждом балкé имеется. А наружного – совсем нет. Что они “за угол” по нужде ходили? Морозили там себе… всё, что можно в таких случаях отморозить, – ответил Чайка, смягчая свою речь ради слушающей его Кати. И продолжил, – Больше всего мне это хозяйство декорации к фильму о доблестных полярниках-зимовщиках напоминает. В общем, я уверен, что ни одной живой души сейчас на этой станции нет: ни людей, ни зверей.

– Резонно, – согласился Берг и тут же обратился к Левшакову, – Алексей, Ваша помощь требуется в выборе места для посадки. Знаю, у Вас есть опыт подготовки ледового аэродрома на Франца-Иосифа. Идёмте к пилотской кабине. С лётчиками посоветуемся.

У раскрытой двери в пилотскую кабину Алексею, как он понял, был устроен очередной экзамен.

Берг:

– Что Вы думаете о возможности посадки вблизи этой станции?

Алексей:

– В непосредственной близости от строений не получится, так как станция явно расположена на айсберге, возвышающемся над общим уровнем паковых льдов на 4…5 метров. То есть под водой, согласно закону Архимеда, имеем метров 40…50 сплошного льда. Горизонтальные размеры айсберга, как мне показалось на первый взгляд, где-то метров с тысячу на 500…600. Верхняя поверхность айсберга явно неровная. Не сесть нам там. Но строения расположены не по центру айсберга, а с южного его края. Там от крайнего балка, – Алексей бросил взгляд в иллюминатор, – метров 200 всего до пакового льда. Вот, там, на ровном месте, и надо искать место для посадки.