Виталий Федоров - Terra Nova. Строго на юг

Свободная территория Невада и Аризона, Нью-Рино, Фримонт, бульвар Александра Второго, концертно-выставочный зал «Стесихора»

Широкоплечий, красномордый (надеюсь, от солнца?) бородач вышел на трибуну и солидно, басовито откашлялся.

– Добрый день, уважаемые участники нашей конференции. Для начала представлюсь, кто меня не знает, – Глеб Больши́х…

По залу пронеслись смешки, на которые бородач отреагировал добродушной улыбкой.

– …Предприниматель, занимаюсь строительством и управлением недвижимостью. Не только во Фримонте – по всему Нью-Рино. Во все подробности своей внутренней бухгалтерской кухни я вас посвящать, уж простите, не буду, скажу только, что за прошлый год построил более семи тысяч квадратных метров жилой недвижимости и почти три с половиной тысячи – коммерческой.

Народ вокруг уважительно перешептывается, а я вот как-то, так сразу, ни в какие зримые образы эти тысячи квадратов перевести не могу. Много это или мало? Ну, достаточно, наверное, раз подается публике как достижение.

– Спросите, зачем, если все и так неплохо, я задумался о переселении на Дальний Юг? Отвечаю – потому что я амбициозен. Как и всякий нормальный человек. Мне мало быть одним из многих неплохо устроившихся в жизни – я хочу развиваться, хочу создать бизнес, который станет основой семейной династии и просуществует лет сто. А лучше – двести.

По залу опять пробежали смешки, на которые здоровяк ничуть не обиделся.

– Поднимите, пожалуйста, руки, кто знает, что такое «старые деньги» [1] «Старые деньги» (от англ. old money) – термин, употреблямый (преимущественно, хотя и не только) в США для обозначения социального слоя, в котором богатство передается из поколения в поколение, и представители которого де-факто являются аналогом старинной европейской аристократии. – Здесь и далее примеч. авт. . Не стесняемся, поднимаем.

Поднимают почти все, включая меня, разумеется. Ишь, какой образованный у нас народ пошел.

Бородатый здоровяк пару раз одобрительно кивнул:

– Отлично. Так вот, я хочу, чтобы мои дети (а у меня их пятеро, между прочим), и их дети, и дети их детей относились к этим самым «старым деньгам». Возможно ли это здесь? Ну… в принципе да. Не факт, конечно, но вполне вероятно, если бизнес и дальше будет хорошо идти. Это очень трудно – все хорошие места давно заняты теми, кто пришел сюда первым. Вы и сами это знаете не хуже меня. Лучшие земли, лучшие места в городе, давние связи в Семьях, банках, Сенате – все это у тех, кто пришел сюда первым. И это не мы.

Согласное бормотание, кивки.

– Впрочем, я хороший бизнесмен и, наверное, если буду очень много работать и еще мне чуть-чуть повезет – смогу вылезти на самый верх. Но вы не поверите – я жадный!

Смешки, добродушные выкрики: «Поверим!»

– Мне этого мало! Я еще хочу, чтобы мои дети и их дети оставались русскими и росли в русской культуре. Возможно ли это здесь?

Глеб сделал драматическую паузу, призывно протянув руки к аудитории, подождал секунду и театрально опустил их, всем своим видом излучая грусть и разочарование. Артист, хе-хе.

– Нет. Не будем себя обманывать: это невозможно. Да, сейчас наши дети говорят по-русски, но точно так же говорили на родных языках дети всех иммигрантов во все времена – немцев в Висконсине и Техасе, итальянцев в Нью-Йорке и Аргентине, поляков в Бразилии и Канаде, прочих… и наших, русских людей, во всех этих и многих других местах. Что осталось сейчас? В лучшем случае фамилии и старые семейные фотографии, которые новому поколению не нужны и не интересны. Язык бизнеса и администрирования, язык прессы и высшего образования неизбежно станет родным языком для наших детей и внуков. А с настоящим родным языком уйдет и все остальное. Вспомните – еще три года назад улицы Фримонта сразу выделялись на фоне какого-нибудь Спрингфилда или Баррьо-Бронсе…

Смешки; кто-то крикнул: «От Баррьо-Бронсе и сейчас отличаемся!» Ну, смотря от какой его части. Преимущественно латиноамериканский таун, Баррьо-Бронсе весьма разнообразен, там каждый квартал не похож на соседний. Что по национальному колориту, что по уровню достатка. Наш сосед на западе Спрингфилд – обычный район, без каких-либо резко выделяющихся черт. Уровень достатка – средний и выше среднего, примерно как во Фримонте, основное население – белые американцы, канадцы, европейцы.

– Тротуары, скверы – все, чтобы было удобно гулять и вообще ходить пешком. А теперь посмотрите на новые улицы, которые сейчас застраивают – там и пройтись-то негде, кроме как по обочине. Все для автомобилей, как в Америке. От Спрингфилда не отличишь, даже половина вывесок уже на английском.

Вот это они зря. Пешком погулять я люблю.

– В школе ругались недавно, сейчас родительский комитет собираем – детям в столовой на обед гамбургеры пихают! Вместо нормальной еды! Спрашиваешь: «Зачем?» – а они в ответ: «А что такого, во всем городе их дают».

И это тоже зря. Не фиг детей травить всякой гадостью.

– Понятно, что по отдельности все это – мелочи. Но вместе такие мелочи складываются в то, что называется «образ жизни». И мне нравится русский образ жизни – с пельменями, прогулками и русским языком. Я сам русский и хочу, чтобы мои дети и внуки тоже были русскими.

Кто-то выкрикнул с места: «В Новороссии останутся!» Глеб криво ухмыльнулся:

– Русскими – да, останутся. Но максимум, что там может получиться – «рабочая династия». А чего я для своих детей хочу – уже сказал. И в Новороссии этого добиться нельзя. Да о чем тут говорить, если у них даже работника нанять нельзя, и фермерам земля не принадлежит – приходится у государства в аренду брать. Нет, спасибо – нечего мне там делать. А вот там, на Дальнем Юге, там первыми будем мы .

Оратор четко поднял и выделил голосом это «мы», как бы приглашая всех присутствующих стать членами некого тайного общества. Умеет чувак речи толкать, ничего не скажешь. Я даже не столько о содержании сейчас говорю, сколько о голосе и манерах.

– Мы возьмем себе лучшие земли, мы создадим первые банки, суды и управы, мы установим свои законы, мы будем хозяевами всего. Мы станем основателями нового анклава, и наши потомки будут его элитой.

Заманчиво чешет, м-дя. У каждого третьего уже чуть ли не слюна капает. Нет, картинка и правда завлекательная, ничего не скажешь. Но вот сколько людей уже попадалось на такие заманчивые перспективы, отдавая все сбережения… Много, хе-хе. И что-то меня не тянет пополнить их ряды. Впрочем, надо будет об этом Глебе Больших узнать поподробнее.

– Все. Я еще выступлю, когда мы перейдем к практическим, организационным вопросам. А пока что передаю слово Сергею Егоровичу Курганову, известному русскому писателю, театральному режиссеру и профессору Университета Нью-Рино.