Борис Грозовский - Читая экономистов

Александр Эткинд, профессор университета во Флоренции, исследовавший архив Буллита в Йеле и написавший книгу «Мир мог быть другим: Уильям Буллит в попытках изменить XX век» (ее только что выпустило издательство «Время»), – тоже весьма разносторонний человек. В меньшей степени, чем его и булгаковский герой, но все же. Работал в полутора десятках американских и европейских университетов, историк (автор «Внутренней колонизации» и книги о хлыстах), филолог («Содом и Психея» – одна из лучших книг о героях Серебряного века), доктор философии и кандидат психологических наук («Эрос невозможного» – история психоанализа в России), культуролог и даже чуть-чуть политолог (см. «Петромачо, или Механизмы демодернизации в ресурсном государстве»), по идеологическим мотивам уволенный с работы в 1986-м и уехавший из СССР в 1990-м.

Для Буллита ключевым поворотом стало принятие на работу в Госдеп в январе 1918 года. Россия до ноября 1917-го была союзником США, Англии, Франции и Японии, а Буллит приветствовал победу большевиков: «Теперь русские стали более открытыми и сердечными, стали относиться друг к другу как братья, стали свободны от условностей и перестали бояться жизни». Союзники обещали России Константинополь за победу, Временное правительство хотело воевать до последнего, и это стало одной из причин потери им власти. Большевики сразу остановили войну, утвердив «мир без аннексий и контрибуций». Аннексией они считали любое насильственное присоединение малой народности к большому государству и призывали к полной деколонизации мира, включая и Российскую империю.

Вильсон доброжелательно откликнулся на этот призыв своими «14 пунктами» с программой мира и превознесением национального самоопределения: «Мы испытываем сердечное желание помочь народу России в его высокой надежде на свободу, порядок и мир». Во время Брест-Литовских переговоров России с Германией президент США был в восторге от России. Один из тезисов объявлял Россию «пробным камнем доброй воли» и предлагал немецким войскам немедленно эвакуироваться из России. Была создана Лига наций.

Буллит был увлечен Троцким, считая, что Россия опередила Штаты в либерализме.

При этом американская дипломатия не доверяла и России, и инициативам своего президента.

Вскоре все пошло не так. По настоянию Ленина Россия заключила сепаратный мир с Германией (Троцкий был против), приняв ее условия и отдав свои бывшие владения в Польше и Украине, на Балтике и Кавказе, то есть 1/3 населения и большую часть промышленности. Большевики надеялись на скорую власть Советов во всем мире – страданиям народов и войнам должен был прийти конец. Это был сепаратный мир, выход из войны, подставивший под удар Францию: из союзника Антанты Россия стала союзником Германии, приняв мир на ее условиях, что позволило Германии перебросить войска на Западный фронт.

Вильсон к тому моменту уже активно поддерживал Колчака, в Мурманске и Архангельске стояли войска Антанты. Буллит сожалел, что США и союзники не приняли всерьез просьбы Керенского о материальной и идейной помощи, опасался, что новое немецкое правительство будет социалистическим. Социалисты пришли к власти в Софии, на очереди были Тироль, Богемия, Хорватия, да и вся «Европа от Швеции до Италии». Везде появлялись влиятельные социал-демократические силы, близкие к большевикам, война и голод отдавали им власть буквально на блюдечке. «Германия достанется большевикам, за ней последуют Австрия и Венгрия, – писал Буллит в ноябре 1918-го. – И оставшаяся часть Европы вряд ли избежит инфекции». Он хорошо различал оттенки, пытаясь в меморандумах Вильсону отделить «хороших» социал-демократов, пытающихся установить демократические порядки от большевиков, стремящихся через террор и убийства к диктатуре пролетариата.

Однако Вильсон, как писал Ленин, «оказался совершенным дурачком». Германия вопреки принципам Вильсона усилиями Англии и Франции была «поставлена на колени», что заложило основу для жажды реванша, которая потом привела к власти Гитлера.

Дипломатия и власть, как всегда, отставали от жизни. В европейских и американских умах царила классическая геополитика: считалось, что колонии нужны метрополиям для обеспечения ресурсами, что Европа себя не прокормит. Кейнс в 1919 году писал, что Европе грозит голод: война и революция прекратили поставки зерна из России. В это же время в Мюнхене о новых колониях мечтал молодой Гитлер. Только через несколько десятилетий всем стало ясно, что выживание обеспечивают не колонии, не площадь возделываемых земель, а технический прогресс и научные открытия, замечает Эткинд.

В феврале 1919-го Буллит отправился в Россию. Это был момент, когда «верховным правителем России» объявил себя Колчак, а Юденич угрожал Петрограду. На территории Российской империи шло 23 войны одновременно. Буллит говорил с Зиновьевым, Чичериным, Литвиновым, Лениным. Последний понравился Буллиту отказом от идеи национализации земли, стремлением учредить концессии и восстановить банковскую систему. Итогом этой поездки стало предложение Ленина и ВЦИКа о временном перемирии на территории всей бывшей империи. В обмен на собственное признание Антантой большевики соглашались на международное признание правительств Колчака, Юденича и Деникина, фактическую аннексию Антантой Архангельска, Мурманска и Владивостока, на существование национальных правительств почти во всех колониях от Балтики до Кавказа и Средней Азии. Позднее Ленин говорил, что, соглашаясь на этот вариант, он рассчитывал, что Деникин и Колчак не смогут удержать власть.

Всего должно было образоваться 16 государств: в тот момент Урал, Сибирь, Балтика, Закавказье, большая часть Украины и западная Белоруссия были антикоммунистическими. Фронты гражданской войны становились границами государств. За большевиками оставалось лишь несколько центральных губерний, которые они контролировали весной 1919 года – как при Грозном. Ответ на это щедрое предложение большевики хотели получить до 10 апреля. Кеннан позже говорил, что это была самая благоприятная возможность из всех, что были у западных держав в отношении России.

История XX века могла стать совсем иной.

Но Вильсон, как и в других ситуациях, эту возможность упустил. Переговоры провалились. «Жизнь была бы иной, если бы Христос покаялся, он стоял перед Пилатом, – это не слова из черновиков „Мастера и Маргариты“, это слова Уильяма Буллита, горький упрек американскому президенту. – Вильсон восхитительно обещал, а потом устранился. Западный мир не скоро забудет эту трагикомическую фигуру».

Обстоятельства пребывания Буллита в оветской России уже при Сталине я пересказывать не буду, чтобы не портить вам удовольствие от чтения. Он «повидал москвичей в массе», увидел, как изменился город. Спектакля не было, или все происходившее было спектаклем.