Валентин Домченко - В погоне за прибылью. Законы развития рынка и коммерческих фирм

Но допустим, что в нашей общине численность населения уже успела достаточно вырасти, и на изделия кузнеца существует достаточный спрос. Использование металлических орудий труда позволяет повысить эффективность земледелия, и в общине появляются излишки продуктов питания, превышающие текущее потребление.

Наличие этих излишков позволяет появиться новой производственной цепочке, которая производит новый конечный продукт – гончарные изделия. Изначально вся эта цепочка состоит из одного гончара, который снабжает всех жителей общины горшками, а они за это делятся с ним излишками продуктов питания. При этом для того, чтобы углубить разделение труда в цепочке производства гончарных изделий, необходимо, опять же, увеличить количество работников, занятых в цепочке. Но чтобы прокормить этих новоиспеченных гончаров, нужно увеличить и объем излишков продуктов питания, производимых земледельцами. Соответственно, нужно увеличить и количество людей, занятых в земледелии.

Таким образом, и повышение производительности труда, и увеличение разнообразия продукции в экономической системе требует увеличения количества людей, в ней занятых. Это и есть то самое ограничение уровня разделения труда размерами рынка, о котором говорил Смит.

Сам он тоже указывал на связь уровня разделения труда с численностью населения в экономической системе. Вот как он это объяснял: «Существуют профессии, даже самые простые, которыми можно заниматься только в большом городе. Носильщик, например, ни в каком другом месте не может найти себе занятие и прокормление. Деревня является слишком узким поприщем для приложения его труда, даже город средней величины вряд ли достаточно велик для того, чтобы обеспечить ему постоянную работу. В уединенных фермах и маленьких деревушках, разбросанных в такой редко населенной стране, как горная Шотландия, каждый фермер должен быть вместе с тем мясником, булочником и пивоваром для своей семьи.» Таким образом, уровень разделения труда в экономической системе в целом будет ограничен количеством работников, участвующих в ней.

Разумеется, приведенный пример является крайне упрощенным – реальная экономика гораздо сложнее. Но его вполне достаточно, чтобы проиллюстрировать базовые механизмы развития системы разделения труда. Далее в книге я буду постепенно добавлять к этим механизмам новые «уровни сложности», чтобы приблизить их логику к реальной действительности.

Тем не менее, говоря здесь о размере рынка, нужно понимать, что разделение труда существовало задолго до того, как появился рынок как таковой. По свидетельствам историков, изначально, до появления рынка, вся экономическая деятельность осуществлялась людьми в рамках общественных хозяйств, экономика которых была замкнутой и управлялась командно-административными методами, аналогично тому, как это делалось в СССР и делается по сей день в Северной Корее. Интересно, что греческое слово «oikos», от которого произошло само слово «экономика», как раз и обозначало такое общественное хозяйство.

Именно в рамках таких распределительных структур изначально и создавалось разделение труда, причем как рутинное, так и инновационное – разве повернется у кого-то язык сказать, что в Советском Союзе не было инноваций? Тем не менее уровень разделения труда в таких хозяйствах подчинялся тем же самым ограничениям, что и в рыночной системе, и зависел от количества работников в хозяйстве.

Говоря об этом, я не могу не привести одну интересную иллюстрацию принципов разделения труда, описанных в этом разделе. Иллюстрация эта связана с различиями образовательных систем, сложившихся на Западе и в СССР. Не секрет, что унаследованная от Советского Союза российская система образования отличается от западной образовательной системы гораздо большей фундаментальностью преподаваемых знаний. Длительность обучения в наших ВУЗах составляет пять, а для некоторых специальностей даже шесть лет вместо трех-четырех лет бакалавриата на Западе, и насыщенность учебной программы у нас гораздо выше.

По этой причине советские, а затем и российские инженеры (в числе которых был и я), контактируя со своими западными коллегами, с удивлением обнаруживали, что уровень подготовки у этих самых западных коллег, вообще-то, существенно ниже, чем у них. Однако при всем этом живут западные коллеги гораздо богаче, чем наши соотечественники. Естественно, при этом возникал закономерный вопрос: если мы такие умные, то почему мы такие бедные? Ответ на него напрашивался сам собой: проблема в правительстве «этой страны», как любят называть Россию представители интеллигенции.

На самом же деле проблема здесь вовсе не во властях, и не в стране, и даже не в пресловутом «менталитете», а в уровне разделения труда. Экономика советской распределительной структуры включала в себя гораздо меньше населения, чем западный рынок, а потому уровень разделения труда в ней был гораздо ниже. Этим и была обусловлена потребность в системе образования, готовившей специалистов широкого профиля с фундаментальными знаниями, хотя из-за более низкого уровня производительности труда благосостояние населения в СССР было гораздо ниже, чем на Западе.

Однако эта ситуация стала меняться с включением России в западный рынок после распада СССР. Теперь Россия становилась частью уже западной системы разделения труда, и советская образовательная система просто не соответствовала ей. В этой связи стоит вспомнить известное высказывание министра образования Андрея Фурсенко: «…недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других».

Казалось бы, это высказывание абсолютно «вредительское», но государство, в отличие от обывателей, считает деньги, которые оно тратит на образовательную систему, и задумывается о том, зачем оно это делает. В рамках западной системы разделения труда, частью которой теперь стала и Россия, такая система образования оказалась действительно не нужна. Какая нужна – это, на самом деле, вопрос открытый.

Мне в этом плане повезло – я имел возможность сравнить обе системы образования. Диплом инженера я получил в России, а магистратуру по экономике и бизнесу окончил в Австралии. При этом я на своей шкуре прочувствовал, насколько российская образовательная система не соответствовала системе разделения труда. Я начал работать по специальности на четвертом курсе – моим первым местом работы стала телекоммуникационная компания, как раз активно внедрявшая западные технологические достижения. Там я с удивлением обнаружил, что практически ничему из того, что реально требовалось на рабочем месте, в институте меня не учили, и многим вещам пришлось учиться «с нуля». Тем не менее, имея фундаментальные знания, учиться было довольно легко.