Бек Нарзи - Кодекс хореканца: успешная карьера в 50 шотах

В то утро я из королевских фельдъегерей перевелся в адъютанты полковника Сандерса. Но обо всем по порядку.

Как все в этом мире, моя жизнь в Хорекании началась с «однажды». Однажды утром я, выполнив все утренние ритуалы гигиены, отправился исполнять мамины поручения, как этакий Золушок. Список дел ждал меня на подоконнике. Конечно же, от меня не требовалось разбирать семь мешков фасоли и молоть кофе, но отправить бандероль королевской почтой нужно было непременно. Ну и про «познать самого себя» и розы, которые вырастут сами, там тоже что-то было написано. Позавтракать я не успел, решив поскорее сбросить ворох дел. Не помню, что было в той бандероли и кому она предназначалась, но четко помню момент, когда я вышел из здания почты, расположенного напротив ресторана на три буквы – KFC. С витрины Kentucky Fried Chicken на меня глядело воплощенное совершенство – Зингер. Нет, не лучшая в мире швейная машинка, а то, что накрепко пришило мой взор и потянуло за ниточку как под гипнозом, – Zinger Tower Burger. Если лондонский Тауэр последовательно успел поперебывать и крепостью, и хранилищем королевских драгоценностей, и тюрьмой, и зоопарком, и местом притяжения туристов, то Zinger Tower Burger стал для меня и тем, и другим. Внезапно, одновременно и без шансов на пересмотр моего дела.

В романах пишут: «Он стоял как громом пораженный», именно так я ощущал себя, но, полагаю, со стороны я имел довольно жалкий вид. Представьте человека, застывшего на улице, как игрушка, у которой кончился заряд от заводного ключика. Потоки людей аккуратно обтекали меня, как столб. Я стоял в ожидании зеленого сигнала светофора и не мог контролировать слюноотделение, как и стоящий рядом бульдожка на поводке, с пониманием и сочувствием глядящий то на меня, то на KFC. Пусть заводного ключика для подзарядки не было, но судьба подбросила мне золотой ключик, который и повлек меня в объятия KFC.

Войдя туда, я оказался среди людей, которые словно бы пришли на кастинг для съемок в рекламе этой закусочной. Они ели с таким аппетитом и наслаждением, вгрызаясь в бургер так, как будто отдавались чувственному поцелую. На их лицах ярче неоновой вывески горело слово «экстаз». Они были так убедительны! Потом что не играли. Озираясь по сторонам, я врезался в хвост очереди из примерно двадцати паломников этого храма кентуккийского жареного цыпленка. Тот, в которого я влетел, обернулся, но увидев мою растерянность, вместо того чтобы возмутиться, лишь понимающе улыбнулся. Желудочный сок во мне вскипал, нервы были раскалены как противень, я лелеял в кармане пятифунтовую купюру, сулящую надежду на исцеление. С той поры прошло лет двадцать, но я до сих пор помню сумму чека – 3,49 и 1,51 сдачи. Тот факт, что цена и ценность это, как говорят в Одессе, две большие разницы я понял именно на этом примере. Счастье за три с лишним гроша и на всю жизнь. За эту цену я получил не комплексный обед, но путевку в Хореканию. Пусть пока это был билет не в каюту люкс, а в трюм, но плавание мое началось.

На подтанцовке у Зингера в том комплексном обеде были яблочный лимонад и картофель фри. На самом деле это могло быть все что угодно, ведь Зингер затмевал все. Так и строятся обычно в фастфуде комбо-предложения – король и его свита. В роли придворных могут быть морковные палочки, картофель «Айдахо», салат или соусы, но платят люди не за этот багет (французский хлеб тут ни при чем, я про обрамление), а за гастронаркотик, с которого, раз попробовав его, крайне трудно слезть.

«Здравствуйте, меня зовут Рустамбек и я зингероголик» – мог провозгласить я, едва вдохнув запах того бургера. Единственным сдерживающим моментом, не позволившим сразу наброситься на это материализовавшееся совершенство, был мой внутренний гурман, взращенный на бабушкиных кушаньях и творениях рынка Баракат. Я смаковал каждое мгновенье, оттягивая момент наивысшего наслаждения. Я медленно поглощал палочки картофеля, не сводя с Зингера глаз. Я словно бы готовил себя к потрясению, которое надвигалось на меня. Я откусил лишь маленький кусочек, и мир вокруг преобразился. Так, наверное, Ева, вкусив запретный плод, вмиг осознала весь трагизм случившегося и свою высылку из Эдема за сто первый километр. А я, напротив, словно бы попал в гастрорай при жизни. Если на Баракате я познал гастролюбовь с первого взгляда, то в KFC испытал первый гастрооргазм.

Поглотив то, что поглотило меня всецело, я снова направился к прилавку. Нет, не за добавкой. «Позовите, пожалуйста, менеджера», – невозмутимо обратившись к кассиру, попросил я. Услышав непривычный набор слов, отличный от названий из меню, кассир несколько смутился и озадаченно посмотрел на меня, а потом на своего коллегу. Неловкую паузу я заполнил заверением в том, что мне все понравилось. Прав был классик, написав, что «правду говорить легко и приятно». Пока один из кассиров отправился за менеджером, а другой украдкой поглядывал на меня, я пытался из роящихся мыслей и отголосков пережитых эмоций составить убедительную речь для моего будущего босса. Я решил завербоваться в ряды армии полковника Сандерса, улыбавшегося мне с эмблемы KFC.

Моим боссом, который пока еще не знал о своем счастье, был Тони, британский подданный пакистанского происхождения. Цвет его кожи был таким светлым, что я принял его за чистокровного темноволосого англичанина, пока он не открыл рот. Акцент выдал его с потрохами. То же самое, полагаю, он подумал обо мне, когда я начал свой вдохновенный монолог. Тони поддержал мое желание устроиться в KFC горячим энтузиазмом. Оказалось, что трудились там по большей части студенты, относившиеся к работе как к неизбежному злу. Текучка кадров была не менее впечатляющей, чем поток посетителей.

Уверен, немалую роль сыграл и мой светлый прекрасный лик. Я не иронизирую, но наш с Тони цвет кожи отличал нас от основной массы сотрудников сети. Через какое-то время я и сам начал ощущать себя выходцем со Шри-Ланки, так много времени я проводил со своими смуглыми коллегами. Их диалект я и поныне могу различить без труда не хуже профессора Хиггинса. Если бы в нашем филиале KFC висела доска с фотографиями сотрудников, то со стороны она мало чем отличалась бы от аналогичной доски с надписью «разыскиваются». Персонажи были настолько колоритными, что порой казалось, что KFC это лишь прикрытие этакого подпольного колумбийского притона. А если серьезно, то мои шриланкийские товарищи и по сей день вызывают мой непритворный восторг. Помню и восхищаюсь их неутомимостью, энергичностью и невероятной исполнительностью. Они выполняли распоряжения так, словно были запрограммированы. И программа не давала сбоев. Такими я их и запомнил: тощими трудоголиками, миролюбивыми и дружелюбными, никогда не роптавшими на судьбу. Вся их жизнь проходила по двум маршрутам: дом – работа и работа – комиссионка. В ней каждую пятницу их знакомый спец по денежным переводам, господин Ранджив, сидя за ситцевой занавеской в небольшой примерочной, принимал у них часть зарплаты для пересылки их родственникам в Коломбо.