Лерой Джонс - Летучий голландец

КЛЭЙ. О чем?

ЛУЛА. Ну как о чем? О твоих мужских достоинствах, наверно. А как ты считаешь, о чем мы говорили все это время?

КЛЭЙ. Да я даже не знаю, о чем. Наверно, ни о чем. ( Поворачивается в другую сторону и смотрит на энергично входящего в вагон мужчину, разглядывает других, уже сидящих людей.) Эй, а я даже не заметил, когда они вошли...

ЛУЛА. Да и я тоже.

КЛЭЙ. И как медленно едет!

ЛУЛА. Да!

КЛЭЙ. Ну, ладно! А что дальше? Мы говорили про мои мужские достоинства.

ЛУЛА. И будем говорить еще, все это время...

КЛЭЙ. И все в твоей комнате?

ЛУЛА. И все в моей темной-темной комнате. Будем говорить бесконечно долго.

КЛЭЙ. О моих мужских достоинствах.

ЛУЛА. Я научу тебя всему, но только тогда, когда ты придешь ко мне домой.

КЛЭЙ. Ну что ж, это великолепно!

ЛУЛА. Об этом нельзя говорить, это можно только делать. И тогда все от винта!..

КЛЭЙ. ( Пытается улыбнуться пошире и поестественней.) Так мы едем туда?

ЛУЛА. Моя комната тебе покажется мрачной, как могила. И ты, возможно, скажешь: "Это место напоминает захоронение Джульетты."

КЛЭЙ. А что? Я могу!

ЛУЛА. Возможно, ты уже говорил это прежде.

КЛЭЙ. Ну и что? Все равно это классная встреча!

ЛУЛА. Твое лицо сейчас находится так близко от моего. Сможешь ли ты сказать мне, что любишь меня, много-много раз, только шепотом?

КЛЭЙ. Может, и смогу...

ЛУЛА. И ты будешь лгать?

КЛЭЙ. Нет, я не буду вас обманывать насчет этого.

ЛУЛА. Я только предполагаю, что ты будешь лгать. А если не будешь, значит, ты сохранишь меня в сердце.

КЛЭЙ. Сохранишь в сердце? Я ничего не понимаю.

ЛУЛА. ( Восклицает, продолжая смеяться, но достаточно резко.) Ах, не понимаешь? Тогда не смотри! Меня проводит кто-нибудь другой. Я буду здесь сидеть, закинув ногу на ногу.

КЛЭЙ. Кошмар! Какой кошмар! Вы, случайно, не актриса? У вас же мания величия!

ЛУЛА. Я уже сказала тебе, что я - не артистка. И еще я сказала тебе, что обманываю тебя все это время. А теперь делай вывод.

КЛЭЙ. И сделаю. Это что, тоже из нашей жизни, что вы описали? Или это из другой оперы?

ЛУЛА. Я сказала тебе все, что знаю... Или почти все.

КЛЭЙ. И что, между нами теперь ничего не будет? Ничего яркого?

ЛУЛА. Я считаю, что и так было достаточно яркого.

КЛЭЙ, Почему же вы тогда не смеетесь?

ЛУЛА. Ты не знаешь, какая я на самом деле.

КЛЭЙ. Хорошо, тогда расскажите, какая. Вы сказали: почти все. Что еще? Я хочу услышать все.

ЛУЛА. ( Внимательно осматривает свою сумку. Начинает говорить взволнованным и тихим голосом.) Любой роман имеет свой конец. Любой. И наш в том числе. Разве можно верить в любовь до гроба? А? ( Хлопает его по плечу и начинает перебирать вещи в сумке.) Кто умеет ждать, тот дождется. Будут и яблоки, и долгие прогулки с бессмертными интеллигентными возлюбленными. Но не ошибайтесь. Выглядывайте в окно. Листайте книги. Изменяйтесь. Изменяйтесь. А пока я вас не понимаю. Но не обольщайтесь. Вы тоже станете серьезнее. Я думаю, вы наверняка занимаетесь психоанализом - как те еврейские поэты из Йонкера, которые сожительствуют с матерями, посматривая на других матерей, или на матерей других, на этих огромадных коров. Каждый из них без царя в голове. Их стихи всегда радостны и всегда - про секс.

КЛЭЙ. Они сильные - как в кино.

ЛУЛА. Изменяйтесь. Время работает на вас, пока вы их ненавидите. ( Множество людей входит в вагон. Они подходят близко к паре разговаривающих, некоторые из них не садятся, а стоят и качаются, взявшись за поручни, и посматривают на двоих с переменным интересом.)

КЛЭЙ. Ого, сколько людей! Они, должно быть, из одного места.

ЛУЛА. Наверно.

КЛЭЙ. А откуда вы знаете?

ЛУЛА. Про них я знаю больше, чем про тебя. Они тебя смущают?

КЛЭЙ. Смущают? Почему они могут меня смущать?

ЛУЛА. Потому что ты беглый негр.

КЛЭЙ. Да?

ЛУЛА. Потому что ты пролез через эту...проволоку, и сейчас пристаешь ко мне.

КЛЭЙ. Через какую еще проволоку?

ЛУЛА. Ну что, разве у них нет колючей проволоки вокруг плантации?

КЛЭЙ. Вы, должно быть, еврейка. Иначе откуда вы можете знать про проволоку? А на плантациях ее совсем нет. Плантациями были большие открытые участки земли с побеленными домами. И каждый работающий там имел клеймо. А еще там были только солома и вонь - и так каждый день.

ЛУЛА. Ах, вот как!

КЛЭЙ. Да, и так появились блюзы...

ЛУЛА. Да, да, и так появились блюзы... ( Начинает напевать песенку, и голос ее быстро приобретает истерические нотки. Во время пения она встает со своего места, выбрасывает вещи из сумки в проход, начинает ритмично трястись, сгибаться и покачиваться, выйдя в проход и задевая многих стоящих людей и часто спотыкаясь о ноги сидящих. И все время она вглядывается в их лица, бросая ругательства и продолжая танцевать.) И так появились блюзы. Да, да. Сукин сын, зачатый на дороге. Да. Шарлатан. Да. Да. И так появились блюзы. Десять негритят сидели на ветке, но среди них не было подобного этому. ( Показывает на КЛЭЯ, поворачивается к нему и тянет за руки, чтобы поднять на танец.) И так появились блюзы. Да. Пойдем, Клэй! Не будь гадом. Потремся животами. Потремся животами.

КЛЭЙ. ( Пытается вырвать руки. Он смущен, но решается оттолкнуть ее.) Эй, что было в тех яблоках? Белый снег? Признайтесь, белый снег? Я прав?

ЛУЛА. ( Тянет его за руки, а он вырывается.) Ну, пойдем, Клэй! Потремся животами в поезде. Негодяй. Мерзавец. Ну, отбрось ты ложный стыд к чертовой матери! Ну, что ты теряешься? Ну давай потрахаемся! Давай потрахаемся! Ну, пойдем, Клэй! Давай сделаем маленький "тук-тук" под стук колес! Я почешу тебе пупок.

КЛЭЙ. Послушайте, вы ведете себя как те леди, которые без стеснения скидывают свои юбчонки.

ЛУЛА. ( Ее раздражает то, что он не идет танцевать, но она снова воодушевляется, видя, что он сильно смущается.) Ну, пойдем, Клэй! Сделай одолжение! Ух, ты! Ух! Клэй! Клэй! Ну, ты, деклассированный черный ублюдок! Да забудь ты про свою труженицу-мамашу! Ну, на несколько минут! Ну, давай потремся животами. Клэй, ты толстогубый белый человек! Может даже, ты христианин. И вовсе ты не ниггер, ты просто грязный белый человек. Ну, поднимайся, Клэй! Потанцуй со мной!

КЛЭЙ. Лула! Сядь сейчас же! Остынь!

ЛУЛА. ( Передразнивает его, трясясь в диком танце.) "Остынь! Остынь!" Да что ты знаешь... Боишься, кабы чего не вышло, жакет застегнул до самого подбородка и страдаешь от избытка слов - совсем как белый. Христос. Ты как бог. Так встань и закричи на этих людей! Ты бог. Так выкрикни какую-нибудь бессмыслицу в эти безнадежные лица! ( Она кричит людям в поезде, продолжая танцевать.) В этих красных поездах копаются в нижнем белье, и срывают его навсегда. Здесь экспансия запахов и молчания. Здесь сопливые носы свистят как морские птицы. Клэй! Ну, Клэй! Может, встряхнешься? Не сиди как пень, это опасный путь, они хотят тебя умертивить. Вставай!