Джон Голсуори - Конец главы

- Именно так! - поддержал его Джек Масхем. - Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?

- Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? - осведомился пятый член.

- Я. Но знакомство шапочное, - отозвался Джек Масхем.

Больше никто в знакомстве не сознался.

Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:

- Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.

- Почему вас это беспокоит? - спросил четвертый член.

- Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.

Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, еще не брали слова, одновременно выпалили:

- Верно!

- Я не привык осуждать человека, не выслушав его, - заметил королевский адвокат.

- Ваше мнение, Бентуорт? - осведомился у председателя четвертый член.

Помещик, куривший трубку, вынул ее изо рта:

- Хочет еще кто-нибудь высказаться?

- Да, - откликнулся автор "Второго открытия Мексики". - Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.

- Нельзя, - проворчал Джек Масхем. - В этой истории все связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.

Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать еще не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсужден должным образом.

Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.

- Ну, что же решим? - спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.

Помещик выколотил трубку и сказал:

- Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.

- Слушайте! Слушайте! - возгласил королевский адвокат.

- Верно! - поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.

- Согласен! - одобрил знаток Цейлона.

- Кто против? - осведомился Помещик.

- Считаю нецелесообразным, - бросил Джек Масхем. - Он струсил и сознался в этом.

Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:

- Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.

Хотя всем было ясно, что дело еще остается sub judice [6], три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.

После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флер, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флер не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флер, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флер и поныне помнила, как он не пошел на компромисс восемь лет назад, когда просил ее стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в "Бэртоне", она сказала только:

- А на что еще он мог надеяться?

Майкл удивился:

- Чем он так насолил Джеку Масхему?

- Одни собаки бросаются друг на друга с первого взгляда. Другие распаляются постепенно. Здесь же, по-видимому, сочетались оба варианта. Мне кажется, костью послужила Динни.

Флер расхохоталась.

- Джек Масхем и Динни!

- Подсознательно, дорогая. Нам не постичь ход мыслей женоненавистника. Это умеют только в Вене. Там все могут объяснить - даже, природу икоты.

- Сомневаюсь, чтобы Уилфрид явился на правление, - мрачно вставил Майкл.

- Конечно, не явится, Майкл, - подтвердила Флер.

- Что же тогда будет?

- Его почти наверняка исключат, подведя под любой параграф устава.

Майкл пожал плечами:

- Плевать ему на это. Одним клубом больше, одним меньше - велика разница!

- Ты не прав, - возразила Флер. - Делу дан ход, в городе лишь о нем и говорят. Исключение из клуба будет означать, что Дезерт окончательно осужден. Только это и нужно, чтобы общественное мнение высказалось против него.

- И за него.

- Да, и за него тоже. Но ведь нам заранее известно, кто за него вступится - кучка недовольных, самое большее.

- Зря на него накинулись, - проворчал Майкл. - Я-то знаю, что мучит Уилфрида. Его первым побуждением было не поддаваться арабу, и он горько раскаивается, что уступил.

Сэр Лоренс кивнул:

- Динни спрашивала меня, как Дезерту публично доказать, что он не трус. На первый взгляд, придумать что-нибудь такое легко, а на деле совсем не просто. Люди упорно не желают подвергаться смертельной опасности ради того, чтобы их спасителями занялись газеты. Ломовые лошади на Пикадилли тоже бесятся не часто. Конечно, можно сбросить кого-нибудь с Вестминстерского моста и прыгнуть вдогонку, но это расценят как убийство и самоубийство. Странно! В мире так много героизма и так мало возможностей проявить его, когда это тебе нужно.

- Он должен явиться на заседание и, надеюсь, явится, - сказал Майкл. - Он мне признался в одной вещи, Звучит глупо, но, зная Уилфрида, нетрудно понять, что для него она существенно все меняла.

Флер поставила локти на полированный стол, подперла подбородок руками и наклонилась вперед. В такой позе она выглядела совсем как та девочка, которая разглядывает китайские тени на картине Альфреда Стевенса, доставшейся Флер от отца.

- Ну, в какой? - спросила она.

- Он сказал, что пожалел своего палача.

Ни жена Майкла, ни его отец не шелохнулись. У них только слегка приподнялись брови. Майкл с вызовом в голосе продолжал:

- Разумеется, это звучит абсурдно, но он сказал, что араб умолял не принуждать его к выстрелу, - он дал обет обратить неверного.

- Рассказывать об этом членам правления - все равно, что угощать их баснями, - с расстановкой произнес сэр Лоренс.

- Он и не подумает рассказывать, - заверила свекра Флер. - Он скорей умрет, чем даст себя высмеять.

- Вот именно! Я упомянул об этом лишь с одной целью - показать, что с Уилфридом все обстояло не так просто, как воображают настоящие саибы.