Джон Голсуори - Сага о Форсайдах

- Поправляется, спасибо.

- Ну, я рада за вас! Наверно, у вас на душе полегчало.

- Ну еще бы! - сказал Бикет.

Хозяйка подумала: "Худ, как щепка, похож на невареную креветку, а глазищи-то какие!"

- Вот квитанция, очень вам благодарна. Простите, что я вас беспокоила, но времена нынче тяжелые.

- Это верно, - сказал Бикет, - всего хорошего! Держа квитанцию и студень в левой руке, он открыл свою дверь.

Его жена сидела перед чуть тлеющим огнем. Подстриженные черные волосы, вьющиеся на концах, отросли за время болезни; она встряхнула головой, обернувшись к нему, и улыбнулась. Бикету - и не впервые - эта улыбка показалась странной, "ужасно трогательной", загадочной - словно жена его понимает то, чего ему не понять. Звали ее Викториной, и Бикет сказал:

- Ну, Вик, студень я принес знаменитый и за квартиру заплатил.

Он сел на валик кресла, и она положила пальцы ему на колено - тонкая, синевато-бледная ручка выглядывала из рукава темного халатика.

- Ну как. Тони?

Лицо, худое, бледное, с огромными темными глазами и красивым изгибом бровей, казалось, глядит на тебя словно издалека, а как взглянет - так и защемит сердце. Вот и теперь у него "защемило сердце", и он сказал:

- А как ты себя чувствуешь сегодня?

- Хорошо, много легче. Теперь я скоро выйду.

Бикет наклонился и припал к ее губам. Поцелуй длился долго - все чувства, которые он не умел выразить в течение последних трех недель, вылились в этом поцелуе. Он снова выпрямился, "словно оглушенный", уставился на огонь и сказал:

- Новости невеселые, я остался без места, Вик.

- О Тони! Почему же?

Бикет глотнул воздуху.

- Да, видишь, дела идут неважно, и штаты сокращаются.

Он совершенно определенно решил, что лучше подставит голову под газ, чем расскажет ей правду.

- О господи! Что же мы будем делать?

Голос Бикета стал тверже:

- Ты не тревожься - я уж устроюсь! - и он даже засвистал.

- Но ведь тебе так нравилась эта работа!

- Разве? Просто мне нравился кое-кто из ребят, но сама работа - что же в ней хорошего? Целый день без конца заворачивать книжки в подвале. Ну, давай поедим и пораньше ляжем спать, - мне кажется, что теперь, на свободе, я мог бы проспать целую неделю подряд.

Готовя с ее помощью ужин, он старался не глядеть ей в глаза - из страха, что у него опять "защемит сердце". Они были женаты всего год, познакомились в трамвае, и Бикет часто удивлялся, что привязало ее к нему, - он был на восемь лет старше, в армию не взят по состоянию здоровья И все-таки она, наверно, любит его - иначе она не стала бы смотреть на него такими глазами.

- Сядь и попробуй студня.

Сам он ел хлеб с маргарином и пил какао на воде - у него вообще был неважный аппетит.

- Сказать тебе, чего бы мне хотелось? - проговорил он. - Мне бы хотелось уехать в Центральную Австралию! Там у нас была про это книжка. Говорят, туда большая тяга. Хорошо бы на солнышко! Я уверен, что попади мы на солнышко, мы с тобой стали бы вдвое толще, чем сейчас. Хотелось бы увидеть румянец на твоих щечках, Вик!

- А сколько стоит туда проехать?

- Много больше, чем мы с тобой можем достать, в том-то и беда. Но я все думаю. С Англией пора покончить. Тут слишком много таких, как я.

- Нет, - сказала Викторина, - таких, как ты, мало!

Бикет взглянул на нее и быстро опустил глаза в тарелку.

- За что ты полюбила меня?

- За то, что ты не думаешь в первую очередь о себе, вот за что.

- Думал сперва, пока с тобой не познакомился, но для тебя, Вик, я на все пойду!

- Ну, тогда съешь кусочек студня, он страшно вкусный.

Бикет покачал головой.

- Если б можно было проснуться в Центральной Австралии, - сказал он. - Но верно одно - мы проснемся опять в этой паршивой комнатенке. Ну, не беда, достану работу и заработаю!

- А мы не могли бы выиграть на скачках?

- Да ведь у меня ровным счетом сорок семь шиллингов, и если мы их проиграем, что с тобой будет? А тебе надо хорошо питаться, сама знаешь. Нет, я должен найти работу.

- Наверно, тебе дадут хорошую рекомендацию, правда?

Бикет встал и отодвинул тарелку и чашку.

- Они бы дали, но такой работы не найти - всюду переполнено.

Сказать ей правду? Ни за что на свете!

В кровати, слишком широкой для одного и слишком узкой для двоих, он лежал с нею рядом, так что ее волосы почти касались его губ, и думал, что сказать в союзе и как получить работу. И мысленно, пока тянулись часы, он сжигал свои корабли. Чтобы получить пособие по безработице, ему придется рассказать в своем профсоюзе, что случилось. К черту союз! Не станет он перед ними отчитываться! Он-то знает, почему он стащил эти книги, но никому больше дела нет, никто не поймет его переживаний, когда он видел, как она лежала обессиленная, бледная, исхудавшая. Надо самому пробиваться! А ведь безработных полтора миллиона! Ладно, у него хватит денег на две недели, а там что-нибудь подвернется - может, он рискнет монеткойдругой - и выиграет, почем знать! Вик зашевелилась во сне. "Да, - подумал он, - я бы опять это сделал..."

На следующий день, пробегав много часов, он стоял под серым облачным небом, на серой улице, перед зеркальной витриной, за которой лежала груда фруктов, снопы колосьев, самородки золота и сверкающие синие бабочки под искусственным золотым солнцем австралийской рекламы. Бикету, никогда не выезжавшему из Англии и даже редко из Лондона, казалось, что он стоит в преддверии рая. В конторе атмосфера была не такая уж лучезарная, и деньги на проезд требовались значительные, но рай стал ближе, когда ему дали проспекты, которые почти что жгли ему руки - до того они казались горячими.

Усевшись в одно кресло - иногда лучше быть худым! - они вместе просматривали эти заколдованные страницы и впивали их жар.

- По-твоему, это все правда. Тони?

- Если тут хоть на тридцать процентов правды - с меня хватит. Нам непременно надо туда попасть, во что бы то ни стало! Поцелуй меня!

И под уличный грохот трамваев и фургонов, под дребезжание оконной рамы на сухом, пронизывающем восточном ветру они укрылись в свой спасительный, освещенный газом рай.

IX

СМЯТЕНИЕ

Часа через два после ухода Бикета Майкл медленно шел домой. Старик Дэнби прав, как всегда: если нельзя доверять упаковщикам - лучше закрыть лавочку. Не видя страдальческих глаз Бикета, Майкл сомневался. А может быть, у этого парня никакой жены и нет? Затем поведение Уилфрида вытеснило мысль о правдивости Бикета. Уилфрид так отрывисто, так странно говорил с ним последние три раза. Быть может, он поглощен стихами?

Майкл застал Тинг-а-Линга в холле у лестницы, где он упрямо ждал, не двигаясь. "Не пойду сам, - как будто говорил он, - пока кто-нибудь меня не отнесет. Пора бы, уже поздно!"

- А где твоя хозяйка, геральдическое существо?

Тинг-а-Линг фыркнул: "Я бы, пожалуй, согласился, - намекнул он, чтобы вы понесли меня, - эти ступеньки очень утомительны!"