Джон Голсуори - Сага о Форсайдах

- И вы думаете, это в ваших силах? - сказал Майкл.

- А ты наслушался разговоров, что в ваннах хранят уголь и овощи и все такое? Поверь мне, Майкл, все это преувеличено. Во всяком случае, у нас, частных работников, большое преимущество перед властями. Им приходится править - мы пытаемся руководить.

- Подогреть тебе кашу, милый? - предложила тетя Мэй.

Майкл отказался. Он понял, что тут и без подогревания жарко будет. Опять крестовый поход! В дяде Хилери, он всегда это знал, сохранилась кровь крестоносцев - во времена великих походов его предки именовались Керуаль, а теперь имя перешло в Чаруэл, а произносилось Черрел, согласно здравому английскому обычаю доставлять неприятности иностранцам.

- Я не для того хочу завербовать тебя, Майкл, чтобы ты сделал себе на этом карьеру, ведь ты, как-никак, аристократ.

- Спасибо на добром слове, - отозвался Майкл.

- Нет. Мне кажется, тебе просто нужно что-то делать, чтобы оправдать свое положение.

- Вы совершенно правы, - смиренно сказал Майкл, - вопрос только в том, это ли нужно делать.

- Безусловно, это, - сказал Хилери, размахивая ложечкой для соли, на которой был выгравирован герб Чаруэлоз. - А что же иначе?

- Вы никогда не слышали о фоггартизме, дядя Хилери?

- Нет; что это такое?

- Не может быть! - сказал Майкл. - Нет, вы правда ничего, о нем не слышали?

- Фоггартизм? К фанатизму отношения не имеет?

- Нет, - твердо сказал Майкл. - Вы здесь, конечно, погрязли в нищете и пороках, но все-таки это уж слишком. Вы-то, тетя Мэй, знаете, что это такое?

Брови тети Мэй опять напряженно сдвинулись.

- Кажется, припоминаю, - сказала она, - кто-то" помоему, говорил, что это галиматья!

Майкл простонал:

- А вы, мистер Джемс?

- Насколько я помню, это что-то, связанное с валютой?

- Вот полюбуйтесь, - сказал Майкл, - три интеллигентных, общественно настроенных человека никогда не слышали о фоггартизме, а я больше года только о нем и слышу.

- Ну что ж, - сказал Хилери, - а ты слышал о моем плане перестройки трущоб?

- Нет, конечно.

- По-моему, - сказала тетя Мэй, - вы сейчас покурите, а я приготовлю кофе. Я вспомнила, Майкл: это твоя мама говорила, что не дождется, когда ты бросишь им заниматься. Я только забыла название. Это насчет того, что городских детей надо отнимать у родителей.

- Отчасти и это, - сказал удрученный Майкл.

- Не надо забывать, милый, что чем беднее люди, тем больше они держатся за своих детей.

- Весь смысл и радость их жизни, - вставил Хилери.

- А чем беднее дети, тем больше они держатся за свои мостовые, как я тебе уж говорила.

Майкл сунул руки в карманы.

- Никуда я не гожусь, - сказал он безнадежным тоном. - Нашли с кем связываться, дядя Хилери.

Хилери и его жена очень быстро встали и оба положили руку ему на плечо.

- Голубчик! - сказала тетя Мэй.

- Да что с тобой? - сказал Хилери. - Возьми папироску.

- Ничего, - сказал Майкл ухмыляясь, - это полезно.

Папироска ли была полезна, или что другое, но он послушался и прикурил у Хилери.

- Тетя Мэй, какое самое жалостное на свете зрелище, не считая, конечно, пары, танцующей чарльстон?

- Самое жалостное зрелище? - задумчиво повторила тетя Мэй. - О, пожалуй, богач, слушающий плохой граммофон.

- Неверно, - сказал Майкл. - Самое жалостное зрелище на свете - это политический деятель, уверенный в своей правоте. Вот он перед вами!

- Мэй, не зевай! Закипела твоя машинка. Мэй делает прекрасный кофе, Майкл, лучшее средство от плохого настроения. Выпей чашку, а потом мы с Джемсом покажем тебе дома, которые мы уже обновили. Джемс, пойдем-ка со мной на минутку.

- Упорство его вызывает восторги, - вполголоса продекламировал Майкл, когда они исчезли.

- Не только восторги, милый, но и страх.

- И все-таки из всех людей, которых я знаю, я бы больше всего хотел быть дядей Хилери.

- Он и правда милый, - сказала тетя Мэй. - Кофе налить?

- Во что он, собственно, верит, тетя Мэй?

- О, на это у него почти не остается времени.

- Да, по этой линии церковь еще может на что-то надеяться. Все остальное - только попытки переплюнуть математику, как теория Эйнштейна. Правоверная религия была придумана для монастырей, а монастырей больше нет.

- Религия, - задумчиво протянула тетя Мэй, - в свое время сожгла много хороших людей, и не только в монастырях.

- Совершенно верно, когда религия вышла за монастырские стены, она превратилась в самую непримиримую политику, потом стала кастовым признаком, а теперь это кроссворд. Когда их разгадываешь, в чувствах нет ни малейшей необходимости.

Тетя Мэй улыбнулась.

- У тебя ужасные формулировки, милый.

- У нас в палате, тетя Мэй, мы только формулировками и занимаемся, от них всякая движущая сила гибнет. Но вернемся к трущобам; вы правда советуете мне попробовать?

- Если хочешь жить спокойно - нет.

- Пожалуй, что и не хочу. После воины хотел, а теперь нет. Но, видите ли, я попробовал насаждать фоггартизм, а ни один здравомыслящий человек на него и смотреть не хочет. Не могу я опять браться за безнадежное дело. Как вы думаете, есть шансы получить поддержку общества?

- Шансы минимальные, голубчик.

- А вы на моем месте взялись бы?

- Я, голубчик, пристрастна - Хилери так этого хочется; но и помимо этого мне думается, что ни в одном другом деле я не потерпела бы поражения с такой радостью. То есть это не совсем точно; просто нет ничего важнее, как создать для городского населения приличные жилищные условия.

- Вроде как перейти в лагерь противника, - пробормотал Майкл. - Мы не должны связывать свое будущее с городами.

- Оно все равно с ними связано, что бы ни делать. "Лучше синицу в руки", и такая большая синица, Майкл! А, вот и Хилери!

Хилери и архитектор потащили Майкла в "Луга". Моросил дождь, и этот лишенный цветов квартал выглядел более безрадостным, чем когда-либо. По дороге Хилери прославлял добродетели своих прихожан. Они пьют, но куда меньше, чем было бы естественно в данных обстоятельствах; они грязные, но он, живя в их условиях, был бы грязнее. Они не ходят в церковь - но кто, скажите, ждет от них иного? Они так мало бьют своих жен, что об этом и говорить не стоит; они очень добры и очень неразумны по отношению к своим детям. Они обладают чудотворным умением прожить, не имея прожиточного минимума. Они помогают друг другу гораздо лучше, чем те, у кого есть на это средства; никогда не пользуются сберегательной кассой, так как сберегать им нечего; и не заботятся о завтрашнем дне, который может оказаться хуже сегодняшнего. Учреждений они гнушаются. Уровень их нравственности вполне нормальный для людей, живущих в такой тесноте. Философского мышления у них хоть отбавляй, религиозности, собственно, никакой. Их развлечения - это кино, улица, дешевые папиросы, бары и воскресные газеты. Они любят попеть, непрочь потанцевать, если представится случай. У них свои понятия о честности, требующие особого изучения. Несчастные? Да, пожалуй, и нет, раз они маханули рукой на всякое будущее, в этой ли жизни, или в иной, - реалисты они до кончиков своих заросших ногтей. Англичане? Да, почти все, и по преимуществу уроженцы Лондона. Кое-кто в молодости пришел из деревни и, конечно, не вернется туда в старости.