Редьярд Киплинг - Ким

Наутро, хотя их и убеждали остаться, лама настоял на том, чтобы уйти. Киму дали большой узел с хорошей пищей и чуть ли не три аны медью на путевые расходы, и все, произнося множество напутственных благословений, смотрели, как оба путника уходят на юг в предрассветных сумерках.

-- Жаль, что эти люди и подобные им не могут освободиться от Колеса Всего Сущего,-- сказал лама.

-- Ну, нет, кабы только одни злые люди остались на земле, кто давал бы нам кров и пищу,-- заметил Ким, весело ступая со своей ношей на спине.

-- Вон там ручеек. Давай посмотрим,-- сказал лама и, сойдя с белой дороги, пошел по полю, где наткнулся на целый выводок бродячих собак.

ГЛАВА III

Горячим ветром с тех

времен,

Как Девадатта дал

Закон,

Душ восходящих слабый

стон

Доносится в Камакуру.

Будда в Камакуре

Сзади них сердитый крестьянин размахивал бамбуковым шестом. Это был зеленщик из касты арайнов, который выращивал овощи и цветы для города Амбалы, и Ким хорошо знал эту породу людей.

-- Такой человек,-- сказал лама, не обращая внимания на собак,-- невежлив с незнакомцами, невоздержан на язык и немилосерден. Его поведение да послужит тебе предупреждением, ученик мой.

-- Хо, бессовестные нищие!-- орал крестьянин.-- Ступайте прочь! Убирайтесь!

-- Мы уходим,-- ответил лама со спокойным достоинством,-мы уходим с этих неблагословенных полей.

-- А,-- произнес Ким, глубоко вздыхая,-- если следующий урожай твой погибнет, пеняй на свой собственный язык. Человек в смущении шаркал туфлями по земле. -- Вся округа кишит нищими,-начал он, как бы извиняясь. -- А почему ты решил, что мы будем просить у тебя милостыню, мали?-- кольнул его Ким, употребив обращение, которое меньше всего нравится базарным зеленщикам.-Мы хотели только взглянуть вон на ту речку, за полем.

-- Ну и речка!-- фыркнул человек.-- Из какого же вы города явились, если не умеете распознать прорытого канала? Он тянется прямо, как стрела, и я плачу за воду столько, словно это не вода, а расплавленное серебро. Там, дальше, рукав реки. Но если вам хочется пить, я могу вам дать воды... и молока тоже. -Нет, мы пойдем к реке,-- сказал лама, шагая дальше. -- Молока и пищи,-- пробормотал человек, глядя на странную высокую фигуру.-- Мне не хочется навлечь беду на себя или свой урожай. Но в теперешнее тяжелое время столько нищих таскается...

-- Заметь себе это,-- обратился лама к Киму,-- алый туман гнева побудил его произнести грубые речи. Но едва туман спал с его глаз, он стал учтивым и доброжелательным. Да будут благословенны его поля. Остерегайся слишком поспешно судить о людях, о земледелец!

-- Я встречал святых, которые прокляли бы все твое добро, начиная от камней на очаге до самого хлева,-- сказал Ким пристыженному человеку.-- Ну, разве он не мудр и не свят? Я его ученик.

Высокомерно задрав нос, он с величайшей важностью шагал через узкие межи.

-- Нет гордости,-- начал лама после некоторой паузы,-- нет гордости у тех, что идут по Срединному Пути.

-- Но ты сказал, что он низкой касты и неучтив.

-- О низкой касте я не говорил, ибо как может быть то, чего на самом деле нет? Впоследствии он искупил свою неучтивость, и я позабыл об оскорблении. Кроме того, он, так же как и мы, привязан к Колесу Всего Сущего, но он не идет по пути освобождения.-- Лама остановился у ручейка, текущего среди полей, и стал рассматривать выбитый копытами берег.

-- Ну, а как же ты узнаешь свою Реку?-- спросил Ким, садясь на корточки в тени высокого сахарного тростника.

-- Когда я найду ее, мне обязательно будет даровано просветление. Но я чувствую, что здесь не то место. О малейшая из текучих вод, если бы только ты могла мне сказать, где течет моя Река! Но будь благословенна за то, что ты помогаешь полям растить хлеба!

-- Стой! Стой!-- Ким подскочил и оттащил его назад. Желтая с коричневым полоска выскользнула из-под красноватых шуршащих стеблей на берег, протянула шею к воде, попила и затихла -- то была большая кобра с неподвижными глазами без век.

-- Палки нет, палки нет,-- твердил Ким.-- Сейчас отыщу и перебью ей хребет.

-- Зачем? Она, подобно нам, находится в кругу Колеса; это -- жизнь, восходящая или нисходящая, очень далекая от освобождения. Великое зло сотворила, должно быть, душа, воплотившаяся в такую форму.

-- Я ненавижу всех змей,-- сказал Ким. Никакое туземное воспитание не может искоренить ужас белого человека перед Змеей.

-- Пусть отживет свою жизнь.-- Свернувшаяся кольцом змея зашипела и раздула шею.-- Да ускорится твое освобождение, брат,-- безмятежно продолжал лама.-- Не знаешь ли ты случайно о моей Реке?

-- В жизни не видывал такого человека, как ты,-- прошептал ошеломленный Ким.-- Неужели даже змеи понимают твою речь?

-- Кто знает?-- Лама прошел на расстоянии фута от поднятой головы кобры. Голова опустилась на пыльные кольца. -- Пойдем!-позвал он через плечо.

-- Ну нет!-- сказал Ким.-- Я обойду кругом.

-- Пойдем! Она не укусит.

Ким на минуту заколебался. Лама подкрепил свое приказание какимито монотонными китайскими текстами, которые Ким принял за заклинания. Повинуясь, он перепрыгнул через ручеек, а змея так и не шевельнулась.

-- В жизни я не видывал такого человека,-- Ким вытер пот со лба.--А куда мы теперь пойдем?

-- Это тебе надо решать. Я старик, чужеземец, далеко ушедший от своей родины. Если бы вагон не наполнял мне голову грохотом дьявольских барабанов, я в нем поехал бы теперь в Бенарес... Но, поступая так, мы, пожалуй, пропустим Реку. Давай поищем другую речку.

Целый день бродили они по тем местам, где усердно возделываемая почва дает по три, даже по четыре урожая в год; бродили по плантациям сахарного тростника, табака, длинной белой редиски и нольколя, сворачивая в сторону всякий раз, когда вдали сверкала вода; в полдень поднимали на ноги деревенских собак и сонные деревни, причем лама с невозмутимым простодушием отвечал на вопросы, сыпавшиеся градом.

Они ищут Реку -- Реку чудодейственного исцеления. Не знает ли ктонибудь о такой Реке? Бывало, что люди смеялись над ним, но чаще слушали рассказ до конца, приглашали путников присесть в тени, выпить молока, поесть. Женщины повсюду были добры к ним, а маленькие дети, подобно всем детям в мире, то робки, то дерзки. Вечер застал их на отдыхе под главным деревом поселка, где дома были с земляными стенами и земляными крышами. Они беседовали со старшиной, когда скот возвращался с пастбища, а женщины готовили ужин. Они вышли за пределы огородов, опоясывающих голодную Амбалу, и находились теперь среди хлебов, зеленеющих на протяжении многих миль.

Старшина, белобородый и приветливый старик, привык принимать незнакомцев. Он вытащил наружу веревочную постель для ламы, поставил перед ним горячую пищу, набил ему трубку и, когда вечернее моление в деревенском храме окончилось, послал за местным жрецом.