О'Генри - Постскриптумы

Прошло, должно быть, минут пятнадцать, прежде чем Рэд вернулся.

- Ну, как? - прошептали мы, почти боясь, что он заговорит.

- Все улажено, - сказал Рэд, - вдова и я просим вас на свадьбу в следующий вторник вечером.

Этот Рэд Конлин умел-таки говорить!

ПОЧЕМУ ОН КОЛЕБАЛСЯ

Человек с усталым, исхудавшим лицом, которое ясно обнаруживало следы глубокого горя и страданий, взбежал в волнении по лестнице, ведшей в редакцию "Техасской Почты".

Редактор литературного отдела сидел один у себя в углу, посетитель бросился в кресло рядом и заговорил:

- Извините, сэр, что я навязываю вам свое горе, но я должен раскрыть душу перед кем-нибудь. Я несчастнейший из людей. Два месяца тому назад в маленьком тихом городке восточного Техаса жила в мире и довольстве одна семья. Хезекия Скиннер был главой этой семьи, и он почти боготворил свою жену, которая, как ему казалось, платила ему тем же. Увы, сэр, она обманывала его. Ее уверения в любви были лишь позлащенной ложью, с целью запутать и ослепить его. Она влюбилась в Вильяма Вагстафа, соседа, который вероломно задумал пленить ее. Она вняла мольбам Вагстафа и сбежала с ним, оставив своего мужа с разбитым сердцем у разрушенного очага. Чувствуете ли вы ужас всего этого, сэр?

- Помилуйте, еще бы! - сказал редактор. - Я ясно представляю себе агонию, горе, глубокое страдание, которые вы должны были испытывать!

- Целых два месяца, - продолжал посетитель, - дом Хезекии Скиннера пустовал, а эта женщина и Вагстаф метались, спасаясь от его гнева.

- Что вы намерены делать? - спросил круто литературный редактор.

- Я совершенно теряюсь. Я не люблю больше этой женщины, но я не могу избежать мучений, которым я подвергаюсь все больше день ото дня.

В эту минуту в соседней комнате раздался резкий женский голос, о чем-то спрашивающий редакционного мальчика.

- Боже правый, ее голос! - вскричал посетитель, в волнении вскакивая на ноги! - Я должен скрыться куда-нибудь. Скорее! разве нет выхода отсюда? Через окно, через боковую дверь, через что угодно, пока она еще не нашла меня.

Литературный редактор встал с негодованием на лице.

- Стыдитесь, сэр, - сказал он. Не играйте такой недостойной роли. Встретьте лицом к лицу вашу неверную жену, мистер Скиннер, и обвините ее в разрушении вашего дома и вашей жизни. Почему вы колеблетесь встать на защиту своих прав и чести?

- Вы меня не поняли, - сказал посетитель, вылезая, с бледным от страха лицом, через окно на крышу прилегающего сарайчика. - Я - Вильям Вагстаф.

ИЗУМИТЕЛЬНОЕ

Мы знаем человека, который является, пожалуй, самым остроумным из всех мыслителей, когда-либо рождавшихся в нашей стране. Его способ логически разрешать задачу почти граничит с вдохновением.

Как-то на прошлой неделе жена просила его сделать кое-какие покупки и, ввиду того, что при всей мощности логического мышления, он довольно-таки забывчив на житейские мелочи, завязала ему на платке узелок. Часов около девяти вечера, спеша домой, он случайно вынул платок, заметил узелок и остановился, как вкопанный. Он - хоть убейте! - не мог вспомнить, с какой целью завязан этот узел.

- Посмотрим, - сказал он. - Узелок был сделан для того, чтобы я не забыл. Стало быть он - незабудка. Незабудка - цветок. Ага! Есть! Я должен купить цветов для гостиной.

Могучий интеллект сделал свое дело.

ПРИЗЫВ НЕЗНАКОМЦА

Он был высок, угловат, с острыми серыми глазами и торжественно-серьезным лицом. Темное пальто на нем было застегнуто на все пуговицы и имело в своем покрое что-то священническое. Его грязно-рыжеватые брюки болтались, не закрывая даже верхушек башмаков, но зато его высокая шляпа была чрезвычайно внушительна, и вообще можно было подумать, что это деревенский проповедник на воскресной прогулке.

Он правил, сидя в небольшой тележке, и когда поровнялся с группой в пять-шесть человек, расположившейся на крыльце почтовой конторы маленького техасского городка, остановил лошадь и вылез.

- Друзья мои, - сказал он, - у вас всех вид интеллигентных людей, и я считаю своим долгом сказать несколько слов касательно ужасного и позорного положения вещей, которое наблюдается в этой части страны. Я имею ввиду кошмарное варварство, проявившееся недавно в некоторых из самых культурных городов Техаса, когда человеческие существа, созданные по образу и подобию творца, были подвергнуты жестокой пытке, а затем зверски сожжены заживо на самых людных улицах. Что-нибудь нужно предпринять, чтобы стереть это пятно с чистого имени вашего штата. Разве вы не согласны со мной?

- Вы из Гальвестона, незнакомец? - спросил один из людей.

- Нет, сэр. Я из Массачусетса, колыбели свободы несчастных негров и питомника их пламеннейших защитников. Эти костры из людей заставляют нас плакать кровавыми слезами, и я здесь для того, чтобы попытаться пробудить в ваших сердцах сострадание к чернокожим братьям.

- Полагаю, вы можете смело ехать дальше, - сказал один из группы. - У нас на этот счет свой взгляд на вещи и до тех пор, пока негры будут совершать свои гнусные преступления, мы будем их наказывать.

- И вы не будете раскаиваться в том, что призвали огонь для мучительного отправления правосудия?

- Нисколько.

- И вы будете продолжать подвергать негров ужасной смерти на кострах?

- Если обстоятельства заставят.

- В таком случае, джентльмены, раз ваша решимость непоколебима, я хочу предложить вам несколько гроссов спичек, дешевле которых вам еще не приходилось встречать. Взгляните и убедитесь. Полная гарантия. Не гаснут ни при каком ветре и воспламеняются обо все, что угодно: дерево, кирпич, стекло, чугун, железо и подметки. Сколько ящиков прикажете, джентльмены?

РОМАН ПОЛКОВНИКА

Они сидели у камина за трубками. Их мысли стали обращаться к далекому прошлому.

Разговор коснулся мест, где они провели свою юность, и перемен, которые принесли с собой промелькнувшие годы. Все они уже давно жили в Хаустоне, но только один из них был уроженцем Техаса.

Полковник явился из Алабамы, судья родился на болотистых берегах Миссисипи, бакалейный торговец увидел впервые божий свет в замерзшем Мэне, а мэр гордо заявил, что его родина - Теннеси.

- Кто-нибудь из вас, ребята, ездил на побывку домой, с тех пор как вы поселились здесь? - спросил полковник.

Оказалось, что судья побывал дома дважды за двадцать лет, мэр - один раз, бакалейщик - ни разу.

- Это забавное ощущение, - сказал полковник, - посетить места, где вы выросли, после пятнадцатилетнего отсутствия. Увидеть людей, которых вы столько времени не видели, все равно, что увидеть привидения. Что касается меня, то я побывал в Кросстри, в Алабаме, ровно через пятнадцать лет со дня своего отъезда оттуда. Я никогда не забуду впечатления, которое на меня произвел этот визит.