Экхаут Ван - Молчать нельзя

Мои ресницы и брови тоже остались там, во рву, но это не так важно, если учесть, что случилось с теми, которые находились в нем.

Огонь поднялся вверх на десятки метров. Невероятно! Треск пламени, вонь, дым. Когда, кроме бушующего пламени, ничего не стало видно, эсэсовцы погнали нас назад, к бункерам.

Туда на машинах прибыли новые группы эсэсовцев. Офицер зачитал номера. То были номера крематорского персонала. Половина эсэсовцев ушла в лес. И тогда офицер, зачитавший список, сказал крематорским, что они хорошо поработали и заслужили свободу, поэтому могут бежать в лес и там спрятаться. Какой добряк этот эсэсовец, не правда ли? Я никак не мог понять, почему эти парни дрожат как осиновый лист и отказываются бежать. Мне объяснили. Это "охота на зайцев". Оказывается, в крематории рабочие работают от четырех до шести недель. Затем их заменяют. Иногда их отправляют в газовую камеру, но если эсэсовцам приспичит повеселиться, устраивают "охоту на зайцев".

Заключенных загоняют в лес, который со всех сторон окружен немцами. Начинается "потеха". Можно прятаться в ямы, забираться на деревья, зарываться в землю, от этого лишь веселей идет "охота".

Кнутами пленников заставили бежать в лес. Эсэсовцы подождали несколько минут и тронулись тоже. Офицер велел нам внимательно смотреть, так как и мы скоро. тоже примем участие в этой забаве.

Мы видели немного. Мешали деревья, но слышали все. Выстрелы, проклятия, когда пуля не попадала в цель, и вопли раненых.

- Завтра ты пойдешь в карьер,- сказал Януш. - Попытайся не думать о том, что видел сегодня.

- Черт возьми, ваше преосвященство, сегодня вы должны благословить меня трижды, иначе я совсем не усну.

- То, что видел ты, и наполовину не так ужасно, как то, что случилось этой ночью в одиннадцатом блоке,- ответил ему ксендз.

- На сегодня хватит! Молчите!- сказал Тадеуш. - Вы сами говорили, отец, что лучше молчать.

- Может быть, все же лучше знать,- прошептал Мариан.

Глава 6.

АННА ЛИВЕРСКАЯ

В воскресенье вечером, когда Стефан Яворский сошел с поезда в Билаутах, он привлек внимание нескольких поляков, находившихся на станции.

Здесь все знали друг друга, и появление нового человека в маленькой деревушке не останется незамеченным.

Конечно, Ливерским можно предъявить свой документ из тайной полиции и разговор с ними вести только по-немецки. Но это опасно. Могут заинтересоваться им самим. Нет! Это не годится. Нужно что-то придумать, и он придумал.

Когда стемнело, Стефан направился к домику ксендза, стоявшему рядом с маленькой церквушкой. Тощего ксендза, на котором сутана болталась, как на вешалке, он буквально вытащил из постели. Стефан знал, что слуги церкви умели молчать, если надо. Знал, что в этой священной войне они не могли быть на стороне шкопов, которые оскверняли церкви оргиями и убийствами, а паству за малейшую провинность бросали в концлагерь.

Ксендз оказался не из разговорчивых. Он не предложил Стефану сесть и сурово смотрел на него огромными, резко выделявшимися на испещренном морщинами лице глазами.

- Что вам нужно от Ливерских?

- Меня прислал Казимир Полчанский.

- Казимир Полчанский, как я слышал, убит. А если он и жив, то находится там, откуда с визитом не ездят!

- Он жив,- ответил Стефан. - Находится в Освенциме. Работает за лагерем вместе с вольнонаемными. Я один из них.

- Интересно, как вы сюда попали. Ведь в поездах все время проверяют документы?

- У меня есть справка из тайной полиции,- сообщил Стефан.

- Вон!- закричал ксендз. - Ливерские достаточно пережили. У них расстреляли отца, когда бравый Казимир спятил, а мать... Оставь их в покое, нацистская собака! Сажай меня, если тебе кто-то нужен. Я скорей откушу себе язык, чем скажу, где они живут. Иди расспрашивай своих дружков-убийц.

- Я помогаю Казимиру,- ответил спокойно Стефан. - Он хочет бежать, а для этого нужна его фотография. Она есть у Анны. Приехав сюда, я рискую своей головой,- добавил он с гордостью. - Завтра, в шесть утра, мне нужно вернуться.

- Рассказывай все!- приказал ксендз.

- Тогда я должен рассказать и о своем позоре.

- Неважно, о чем ты будешь говорить. Я хочу слышать правду и сразу пойму, если ты будешь лгать.

- Поклянитесь, что вы будете мо...

- Хоть я и в юбке, но я не баба,- со злостью перебил его ксендз.

- Моя жена живет с немцем,- сгорая от стыда, начал Стефан. - Я был трусом, молча терпел и жрал вместе с ней то, что приносил этот шкоп. Затем...

И он рассказал все.

Суровое лицо ксендза выражало сочувствие. Он с жалостью поглядывал на Стефана.

- Садись. Давай выпьем. У меня есть немного водки. Довоенной.

- Не могу. Нет времени. Я должен уехать чуть свет. А у Ливерской тоже, может быть, придется рассказать все с самого начала.

- Если они не натравят на тебя собак,- задумчиво проговорил ксендз. - Я пойду с тобой. Так будет вернее. После расстрела мужа Ливерская слегка помешалась. Да и по деревне тебе сейчас не пройти. Недавно кто-то перерезал здесь телефонный кабель, и теперь после десяти вечера появляться на улице запрещено. Расстреливают на месте. А сейчас уже десять. Подожди, я надену рясу. Если нас задержат, я скажу, что иду соборовать старуху Ливерскую.

- А я?

- Но ведь у тебя есть справка из тайной полиции?

- Да, но может показаться странным, что агент тайной полиции вместе с ксендзом идет к умирающей. А что если я надену отихарь?

- Хорошо.

Ксендз постучал в дверь. С громким лаем собака набросилась на пришедших, даже в темноте было видно, как блестят ее зубы.

- Кто там?- спросили за дверью.

Голос был мягкий и грустный.

- Это я, ксендз. Вам придется ответить за то, что ваша собака чуть не разорвала меня в клочья.

Дверь открылась, и Стефан вслед за ксендзом вошел в большую квадратную комнату.

В углу на кровати лежала высохшая, как щепка, женщина с пустым, отсутствующим взглядом. В комнате находилась также девушка с чистым, приятным, но усталым лицом.

- Это друг, Анна,- сказал ей ксендз. - Он принес тебе весточку от Казимира.

- От Казимира?- переспросила девушка, недоверчиво взглянув на Стефана.

- Ему можно верить,- добавил ксендз. - Я говорил с ним.

- Вы видели Казимира?- спросила Анна дрогнувшим голосом.

Она подошла к Стефану.

"Как чиста эта простая крестьянка с грубыми руками. На ней заштопанные чулки и деревянные башмаки. Как она верна Казимиру", - подумал Стефан, у которого сжалось сердце при мысли, что именно этих качеств и не хватает его красавице жене.

- Он жив!- в волнении произнесла Анна. - Казимир жив?!

- О ком вы говорите?- раздался с кровати слабый голос.

- Мама, успокойтесь! Успокойтесь!- бросилась к ней Анна.

- Вы говорите о Казимире Полчанском, - сказала больная. - Будь он проклят! Я проклинаю его. Это он убил моего мужа!