Чарлз Буковски - Юг без севера (Истории похороненной жизни)

Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.

- У меня тут треугольник закрутился, - сказала дама, купившая мне выпить. - Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж катится вниз, совсем опустился. Марти - вроде квадратный такой.

- А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?

- Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.

- Я Хэнк. Но разве не грустно...

- Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле...

- Нам всем ужасно не везет.

- Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему, только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.

- А они сексуальные?

- Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!

- А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.

- О, их нельзя заставить. Они сами должны.

- А они часто этим занимаются?

- Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.

Те гуляли по стойке.

- Послушай, - сказал Марти, - дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.

- Нет, - ответила Анна, - моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.

Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.

- Рути распаляется, - сообщил я Даун.

- Точно. В самом деле.

Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.

- Послушайте, - сказала она, - я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.

- Но тогда я не смогу посмотреть.

- Что ж, придется вам пойти со мной.

- Ладно, - ответил я, - пошли.

Я допил, и мы вышли вместе. Она несла маленьких людей в проволочной клетке. Мы сели к ней в машину и поставили людей на переднее сиденье между собой. Я посмотрел на Даун. Она в самом деле была молода и прекрасна. Нутро у нее, кажется, тоже хорошее. Как могла она облажаться с мужиками? Во всех этих вещах промахнуться так несложно. Четыре человечка стоили ей восемь штук. Только лишь для того, чтобы избежать отношений и не избегать отношений.

Дом ее стоял поблизости от гор, приятное местечко. Мы вышли из машины и подошли к двери. Я держал человечков в клетке, пока Даун открывала дверь.

- На прошлой неделе я слушала Рэнди Ньюмана в "Трубадуре". Правда, он великолепен?

- Правда.

Мы зашли в гостиную, и Даун извлекла человечков и поставила их на кофейный столик. Затем зашла на кухню, открыла холодильник и вытащила бутылку вина.

Внесла два стакана.

- Простите меня, - сказала она, - но вы, кажется, слегка ненормальный. Чем вы занимаетесь?

- Я писатель.

- Вы и об этом напишете?

- Мне никогда не поверят, но напишу.

- Смотрите, - сказала Даун, - Джордж с Рути уже трусики снял. Он ей пистон ставит. Льда?

- Точно. Нет, льда не надо. Неразбавленное нормально.

- Не знаю, - промолвила Даун, - но когда я смотрю на них, то точно распаляюсь.

Может, потому что они такие маленькие. Это меня и разогревает.

- Я понимаю, о чем вы.

- Смотрите, Джордж на нее ложится.

- В самом деле, а?

- Только посмотрите на них!

- Боже всемогущий!

Я схватил Даун. Мы стояли и целовались. Пока мы целовались, ее глаза метались с меня на них и обратно.

Малютка Марти и малютка Анна тоже наблюдали.

- Смотри, - сказал Марти, - они сейчас это сделают. Мы тоже можем попробовать.

Даже большие люди сейчас это сделают. Посмотри на них!

- Вы слышали? - спросил я Даун. - Они сказали, что мы сейчас это сделаем. Это правда?

- Надеюсь, что да, - ответила Даун.

Я подвел ее к тахте и задрал платье ей на бедра. Я целовал ее вдоль шеи.

- Я тебя люблю, - сказал я.

- Правда? Правда?

- Да, в некотором смысле, да...

- Хорошо, - сказала малютка Анна малютке Марти, - мы тоже можем попробовать, хоть я тебя и не люблю.

Они обнялись посередине кофейного столика. Я стащил с Даун трусики. Даун застонала. Малютка Рути застонала. Марти обхватил Анну. Это происходило повсюду.

Мне подумалось, что этим во всем мире сейчас занимаются. Мы как-то умудрились войти в спальню. И там я проник в Даун, и началась долгая медленная скачка....

Когда она вышла из ванной, я читал скучный, очень скучный рассказ в Плэйбое.

- Было так хорошо, - произнесла она.

- Удовольствие взаимно, - ответил я.

Она снова легла ко мне в постель. Я отложил журнал.

- Как ты думаешь, у нас вместе получится? - спросила она.

- Ты это о чем?

- В смысле, как ты думаешь, у нас получится вместе хоть какое-то время?

- Не знаю. Всякое бывает. Сначала всегда легче всего.

Тут из гостиной донесся вопль.

- О-о, - сказала Даун, выскочила из кровати и выбежала из комнаты. Я следом.

Когда я вошел в комнату, она держала в руках Джорджа.

- Ох, боже мой!

- Что случилось?

- Анна ему это сделала!

- Что сделала?

- Отрезала ему яйца! Джордж теперь - евнух!

- Ух ты!

- Принеси мне туалетной бумаги, быстро! Он может кровью до смерти истечь!

- Вот сукин сын, - сказала малютка Анна с кофейного столика. - Если мне Джордж не достанется, то его никто не получит!

- Теперь вы обе принадлежите мне! - заявил Марти.

- Нет, ты должен выбрать между нами, - сказала Анна.

- Кто из нас это будет? - спросила Рути.

- Я вас обеих люблю, - сказал Марти.

- У него кровь перестала идти, - сказала Даун. - Он отключился. - Она завернула Джорджа в носовой платок и положила на каминную доску. - Я имею в виду, - повернулась она ко мне, - если тебе кажется, что у нас не получится, то я не хочу больше в это пускаться.

- Я думаю, что я тебя люблю, Даун.

- Смотри, - сказала она, - Марти обнимает Рути!

- А у них получится?

- Не знаю. Кажется, они взволнованы.

Даун подобрала Анну и положила ее в проволочную клетку.

- Выпусти меня отсюда! Я их обоих убью! Выпусти меня!

Джордж стонал из носового платка на каминной полке. Марти спускал с Рути трусики. Я прижал к себе Даун. Она была прекрасна, молода и с нутром. Я снова мог влюбиться. Это было возможно. Мы поцеловались. Я провалился в ее глаза.

Потом вскочил и побежал. Я понял, куда попал. Таракан с орлицей любовью занялись. Время - придурок с банджо. Я все бежал и бежал. Ее длинные волосы упали мне на глаза.

- Я убью всех! - вопила малютка Анна. Она с грохотом билась о прутья своей проволочной клетки в три часа ночи.

ПОЛИТИКА

В Городском Колледже Лос-Анжелеса перед самой Второй Мировой войной я выдавал себя за нациста. Я едва мог отличить Гитлера от Геркулеса, а дела мне до этого было и того меньше. Дело просто в том, что сидеть в классе и слушать, как все патриоты проповедуют, что, мол, нам надо туда поехать и добить зверя, мне было нестерпимо скучно. И я решил встать в оппозицию. Я даже не побеспокоился почитать Адольфа, просто-напросто извергал из себя все, что считал злобным или маниакальным.