Бруно Ясенский - Заговор равнодушных

25 февраля, в половине десятого вечера, по Берлину, рыча, пролетели одна за другой десятки моторизованных колесниц, набитых людьми в пылающих медью касках. К полуночи по городу пошел слух, что штурмовики подожгли рейхстаг: начинается!

Эрнст, явившийся к этому часу на свидание с двумя партийными товарищами (местом явки была небольшая пивная в окрестностях Фридрихштрассе), узнал об этом только здесь. Завсегдатаи пивной взволнованным шепотком обсуждали событие. Они склонны были толковать его иносказательно: поджог рейхстага штурмовиками должен был, очевидно, символизировать крах парламентского режима. Горевать особенно не о чем! Эта досужая говорильня, распускаемая в последнее время чуть ли не каждый месяц, эти ежемесячные новые выборы всем успели изрядно надоесть. Германии необходимо правительство сильной руки, которое положило бы конец партийным раздорам и поставило бы на ноги хозяйство! Дальше так продолжаться не может! Если это сумеет сделать Гитлер, пусть будет Гитлер. Он должен сказать всей стране, как в начале войны сказал кайзер: «Я не знаю партий, есть только немцы!» Трезво мыслящие люди, перечисляя грехи парламента, давно говорили: пусть он сгорит!

Широкая публика узнала о пожаре рейхстага лишь два дня спустя. Известие, транслированное по радио 27 февраля, сбило всех с толку. Правительство оповещало, что рейхстаг подожгли коммунисты…

Министр Геринг сообщал, что при обыске, проведенном в берлоге коммунистов, в Доме Карла Либкнехта и его потайных подземных ходах, наряду с тоннами взрывчатой литературы найден преступный план коммунистического заговора против государства. Согласно этому плану, поджог рейхстага должен был стать сигналом к большевистскому перевороту.

Официальное коммюнике Прусского информационного бюро гласило, что коммунистические погромы должны были вспыхнуть пунктуально в четыре часа пополудни на следующий день после пожара рейхстага. «Вполне установлено, что именно в этот день по всей Германии должны были начаться террористические акты против отдельных лиц, против частной собственности, против жизни и имущества мирных граждан…»

От всех этих ужасов спас ничего не подозревающих мирных граждан рейхсканцлер Гитлер, который предвосхитил коварные замыслы коммунистов и воспрепятствовал их осуществлению. Каким образом воспрепятствовал, в точности не сообщалось. Завсегдатаи пивных, передававшие шепотом о массовых террористических актах против лиц из лагеря марксистов, тут же громко соглашались, что террор террору рознь: священная цель защиты законного порядка оправдывает все средства.

Люди так называемых интеллигентных профессий, ближе стоящие к политике, знали великолепно, что компартия давным-давно переехала из Дома Карла Либкнехта в более безопасные места и могла оставить в этом доме в лучшем случае ненужную макулатуру. Мифический «летучий голландец», поджегший рейхстаг с партбилетом коммуниста в кармане, тоже не вызывал в них особого доверия. Таково было их личное мнение, и они были достаточно интеллигентны, чтобы держать его при себе. Два новых декрета – «В защиту народа и государства» и «Против измены германскому народу и преступных происков» – отменили 28 февраля остатки Веймарской конституции. Иметь свое личное мнение германским гражданам впредь не рекомендовалось.

Когда же наступили давно обещанные «ночи длинных ножей», мирные граждане, спасенные Гитлером от разрухи, благоразумно заперлись в квартирах, плотно занавесив окна. Они старались не выглядывать даже на лестницу, по которой коричневые преторианцы «красивого Адольфа» волокли вниз окровавленных марксистов и евреев, помышляющих о попытке к бегству.

Берлин выглядел в эти дни, как город, сломленный долгой осадой, после вступления в него неприятельских войск. По улицам холодным сквозняком дул страх, заставляя жаться к стенам редких прохожих. По пустынным мостовым с хриплым лаем сирен мчались обезумевшие автомобили, полные кургузых людей в коричневой форме, затянутых ремнями, как портпледы. То тут, то там у молчаливого дома останавливался битком набитый грузовик, и вооруженные люди в коричневых рубашках, гремя сапогами, гурьбой вваливались в подъезд. Водруженный над воротами флаг победителей с черным крестом свастики свисал над опустевшим тротуаром, как траурная хоругвь, оповещая прохожих, что в доме находится мертвый.

В эти дни Эрнст получил известие от Маргрет, что с Робертом случилось несчастье и нужна немедленная помощь. Маргрет умоляла в означенный час встретиться с ней в небольшом кафе на Доротеенштрассе.

Эрнст пунктуально явился в указанное место. Маргрет уже ждала его у витрины. Они пошли по улице, разговаривая вполголоса. Роберта третьего дня забрали штурмовики. Вчера с утра она еще не знала, где он. В течение дня ей посчастливилось через знакомых установить его местопребывание. Благодаря поручительству ее отца Роберта удалось освободить под подписку о невыезде. В настоящую минуту он находится на квартире у одной из подруг в совершенно ужасном состоянии и ждет прихода Эрнста. Квартира вполне безопасная, Эрнст может пойти туда без всякого риска.

Роберта они застали лежащим на кушетке. Он поднялся им навстречу. Один его глаз был завязан. Рука, которую он протянул Эрнсту, дрожала.

Сегодня же вечером они с Маргрет уезжают в Швейцарию. Маргрет с диким трудом, за большие деньги выхлопотала для них паспорта. Вообще, если бы не Маргрет…

– Я знал, что они глупы, но я не знал, что они звери! Это даже не варвары, это просто не люди! Да, ты мне это говорил, ты называл их всегда питекантропами. Ты был прав. Кому нужны мои ископаемые человекоподобные животные, когда здесь, рядом, по Берлину целые их стада гуляют и охотятся на свободе? О, теперь я напишу книгу! Она будет повествовать о последнем нашествии на Европу человекоподобных зверей. Я обдумал это все там, когда я не знал еще, выйду ли я оттуда… Маргрет раздобыла для меня потрясающие документы. О поджоге рейхстага, и не только об этом. О более страшных вещах! Ты ее не знаешь, это необыкновенный человек!… Я использую их для моей книги. Это будет страшная документальная книга. Она откроет глаза всему миру! Она разрушит вконец заговор равнодушных! Я знаю, это мы – вот я и все те, кто, как я, чуждался политики, кто пытается еще сейчас соблюсти преступный нейтралитет, – повинны в катастрофе, которая постигла Германию! Я так и озаглавлю мою книгу: «Заговор равнодушных». Я докажу им, что только с их молчаливого согласия возможно это беспримерное торжество низости, тупоумия и злодейства! Они увидят и ужаснутся! Весь мир, все мыслящие люди пойдут на питекантропов облавой и загонят их в клетку! Или… или вся человеческая культура вернется к четвертичному периоду…