Уильям Фолкнер - Солдатская награда

Джонс встал, и под его взглядом она прошла к столу легкой и кокетливой походкой, театрально ощущая свое тело. Нежно, как молодое деревцо, она склонилась к ректору и поцеловала его в щеку. Козлиные глаза Джонса обволакивали ее пристальным желтым взглядом.

– С добрым утром, Сесили! – Ректор встал. – Я ждал тебя раньше – день чудесный. Но молодым девушкам надо высыпаться даже в такую погоду, – со слоновьей игривостью пошутил он. – Это мистер Джонс, Сесили. Мисс Сондерс, мистер Джонс.

Она взглянула на него, и Джонс поклонился с врожденной грацией толстяка, но, увидев выражение сдержанного, вежливого страха на ее лице, сразу перепугался. И тут же вспомнил проклятые брюки ректора и почувствовал, как у него начинают гореть уши, шея, понял, что не только выглядит смешно, но что она думает, будто он всегда одет именно так. Она не вымолвила ни слова, и Джонс проклинал доброго забывчивого ректора: «Черт бы его побрал: сначала заставил стоять без штанов при Эмми, потом при этой хорошенькой незнакомке – в брюках, похожих на опавший воздушный шар». А ректор продолжал, как судьба:

– Я ждал тебя раньше. Решил, что надо подарить тебе гиацинты.

– Ах, дядя Джо! Какая прелесть! – Голос у нее был шероховатый, как путаница золотых проводов. Она с трудом отвела зачарованный взгляд от Джонса, и Джонс почувствовал, как от ненависти к ним обоим пот проступает на лбу. – Как жаль, что я опоздала! Но я всегда делаю все не так, как мистер… Мистер Джонс, вероятно, догадался, он ведь понял, что я опоздала прийти за гиацинтами? – Она снова посмотрела на него, как на диковинного зверя.

Смущение Джонса превратилось в злобу, и он наконец обрел речи:

– Да, жаль, что вы раньше не пришли. Вы бы увидели меня в еще более интересном наряде, чем этот. По крайней мере Эмми как будто так подумала.

– Простите, не понимаю, – сказала она. Ректор взглянул на него с благожелательным недоумением, потом понял:

– О, да… С мистером Джонсом случилась небольшая неприятность, и он был вынужден нарядиться в часть моего туалета.

– Именно «вынужден», благодарю за формулировку! – ядовито сказал Джонс.

– Да, я споткнулся о ведро с водой. Очевидно, доктор специально держит его за дверью для того, чтобы его прихожане убедились лично, что при вторичном посещении им и вправду необходима помощь свыше, – объяснил он и, подобно героям греческой трагедии, сам нанес последний, смертельный удар чувству собственного достоинства: – Вы-то, наверно, знаете здешние обычаи и легко можете избежать ловушки.

Она перевела глаза с сердитой красной физиономии Джонса на доброе недоуменное лицо ректора и звонко захохотала.

– Простите! – вдруг попросила она, сразу опомнившись. Невозможно удержаться, мистер Джонс. Вы на меня не сердитесь?

– Разумеется, нет. Даже Эмми надо мной смеялась. Знаете, доктор, вряд ли Эмми подверглась бесчестию, раз она пришла в ужас, увидев мужчину с голыми колен..

– Значит, вы показывали мистеру Джонсу свои цветы? Мистер Джонс должен быть очень польщен: для дяди Джо – это знак особого снисхождения, – сказала она как ни в чем не бывало и обернулась к старику, грациозная и неискренняя, как французский СОвет. – Очевидно, мистер Джонс чем-то знаменит? А я не знала, что у вас есть знакомые знаменитости.

Ректор басовито захохотал:

– Ого, мистер Джонс, видно, вы что-то от меня скрыли? – («Меньше, чем я хотел», – подумал Джонс.) – А я и не подозревал, что у меня в гостях знаменитость!

Внутренняя душевная лень взяла верх над остальными чувствами, и Джонс вежливо ответил:

– И я никак не подозревал этого, сэр.

– Не прячьте от нас вашу славу, мистер Джонс. Женщины сразу все угадывают. Они нашего брата видят насквозь.

– Дядя Джо! – торопливо предостерегла она, видя, как Джонс принял неудачную реплику.

Но Джонс уже был неуязвим:

– Нет, я с вами несогласен, сэр. Если бы они нас видели насквозь, они никогда не выходили бы за нас замуж.

Она взглянула на него с благодарностью и с некоторым интересом. «Какого же цвета ее глаза?»

– Ах, вот, оказывается, кто вы, мистер Джонс! Знаток женщин.

Джонс напыжился от гордости, а ректор, извинившись, пошел в прихожую за стулом. Она прислонилась к бюро, и ее глаза («Синие или зеленые?») встретились с его желтым нагловатым взглядом. Потом она опустила глаза, и он заметил ее красивые и робкие губы. «Ну, будет легко», – подумал он. Ректор подал ей стул, она села, и когда старик сам уселся в кресло, Джонс тоже сел. «Какие у нее длинные ноги», – подумал Джонс, глядя на тонкие складки платья у высокой талии. Почувствовав его бесцеремонный взгляд, она подняла глаза.

– Значит, мистер Джонс женат? – заметила она и сделала глазами так, что Джонсу показалось, будто она до него дотронулась рукой «Я тебя раскусил!» – вульгарно подумал он. И ответил:

– О нет, почему вы так решили?

Старик, набивая трубку, посмотрел на них добрыми глазами.

– Значит, я не так поняла.

– Нет, вы так решили по другой причине.

– Вот как?

– Просто вам нравятся женатые мужчины! – храбро сказал он.

– Неужели? – без всякого интереса сказала она. И Джонсу показалось, что он видит, как ее внимание к нему схлынуло, чувствует, как оно охладевает.

– А разве нет?

– Вам виднее.

– Мне? – переспросил Джонс. – Почему именно – мне?

– Но вы же как будто знаток женщин? – ответила она с милым лукавством.

Джонс готов был удушить ее, он не находил слов Старик зааплодировал:

– Шах и мат, мистер Джонс!

«Погоди, дай только взглянуть тебе в глаза», – пообещал Джонс, но она даже не посмотрела на него. Он сидел молча, и под его пронзительным, злым взглядом она взяла со стола фотографию и молча подержала ее в руках. Потом снова положила на место и через стол погладила руку старика.

– Мисс Сондерс была невестой моего сына, – объяснил священник Джонсу.

– Вот как? – сказал Джонс, следя за ее профилем, в ожидании, когда же она снова посмотрит на него.

Эмми, неудачливая девственница, появилась в дверях.

– Все готово, дядя Джо, – сказала она и сразу испарилась.

– Завтракать, – объявил ректор, подымаясь. Все встали.

– Я не могу остаться! – слабо сопротивлялась она, поддаваясь руке старика, легшей на ее плечи. Джонс пошел за ними. – Правда, мне нельзя оставаться! – повторила она.

Они пошли по темному коридору, и Джонс, глядя, как плывет ее белое платье, воображая ее поцелуй, проклинал ее вовсю. У дверей она остановилась и вежливо, как мужчина, стала в сторону. Ректор тоже остановился, остановился волей-неволей и Джонс, и началась сцена из французской комедии – кому проходить первым. Рука Джонса с притворной неловкостью прикоснулась к ее мягкой, ничем не стянутой талии, и она окатила его ледяным взглядом. Вошли в столовую.