Эльза Триоле - Розы в кредит

– Несчастная моя Мартина! Не повезло ей на этом свете…

Сесиль плакала, стоя над колыбелью и склонив голову на плечо мужа.

Мартина вернулась на работу. Она была так спокойна, уравновешенна и исполнительна, что распространившиеся было слухи о характере ее болезни быстро прекратились. Нелепые сплетни! Ее муж? Ну да, он уехал по делам в Америку, что же тут такого? Таинственная болезнь? Да просто выкидыш! Мартина, вечно склоненная над женскими руками, усердно работала, а когда глаза клиентки встречались с ее глазами, она разговор заменяла мельканием улыбки.

Она безропотно и как будто без сожаления рассталась с машиной, взносы за которую не выплачивались уже в течение нескольких месяцев. Настроение Мартины, казалось, можно было бы охарактеризовать так: «Чем хуже – тем лучше!» Даже против развода она не протестовала, просила только одного: чтобы до поры до времени об этом никому не сообщалось. Когда Даниель вернется во Францию с новой женой, тогда видно будет. Она спокойно изложила все это своему адвокату и отказалась наотрез принять от Даниеля деньги. При таких условиях развод мог быть осуществлен с максимальной быстротой.

Мартина вновь начала играть в бридж, но теперь гораздо реже, и никогда не приглашала игроков к себе. Внешне она, казалось, не переменилась – по-прежнему холеная, надушенная, и никто не мог себе представить, в какую клоаку обратилась ее квартира, куда она никого не впускала. Мусора она не выбрасывала, посуду не мыла, простынь не меняла… Такова была ее месть. Но кому же она мстила? Ведь никто не знал, что у нее творится? Однако это доставляло ей удовлетворение, злорадствуя и наслаждаясь все более усиливавшимся вокруг нее хаосом, она воображала, что может кому-то всем этим досадить. Мартина тешилась самообманом, думая, будто кому-либо есть до всего этого дело! Целые вечера она просиживала, ничего не делая и чувствуя себя таинственной заговорщицей…

Она получила письмо из деревни как раз в тот день, когда ее известили, что бракоразводный процесс окончен: и года не прошло, а Даниель уже добился развода и был вправе жениться на той, другой. Письмо из деревни поджидало Мартину у консьержки. Поднимаясь в лифте, Мартина распечатала его: нотариус метр Валат извещал ее о смерти матери и приглашал приехать к нему в контору, чтобы урегулировать дела по наследству. Наследство… Старая лачуга, сжечь ее, и все тут… Она подумала сначала о лачуге и только потом уже о покойнице. Десять лет она ничего не слышала о своей семье. Что сталось с ребятишками? А старшая сестра? Поехать туда, повидаться… Что же…

В тот вечер она собиралась обедать у мадам Донзер. Не зажигая света, Мартина сидела на кровати и жевала шоколад, ожидая наступления обеденного часа. Она способна была теперь есть сколько угодно и в любое время. Комод в спальне был битком набит сладостями, печеньем, она вставала по ночам, чтобы съесть кусочек хлеба, сахару, сыру или сардинку… Висевшие на стене в гостиной часы пробили семь – это были те самые часы в плетеном футляре, что сменили картину с голой грешницей, которую Даниель разбил о плиточный пол в кухне. Настало время идти к мадам Донзер.

Там Мартину ждали – на столе стояли цветы, были приготовлены ее любимые блюда… Она так редко теперь у них бывает, настоящий праздник, когда она приходит! – говорил мсье Жорж. – Жалко, что Сесиль и Пьер сегодня как раз заняты, Пьер только что подписал важный для него договор с одной заграничной фирмой, и ему пришлось пригласить ее представителей на обед… Мама Донзер беспрестанно целовала Мартину и старалась казаться веселой.

– Мама Донзер, если кому-либо охота поплакать, есть подходящий повод сказала Мартина, с аппетитом уплетая горячие сосиски и картофельный салат. Она вынула из сумочки письмо нотариуса и протянула его мсье Жоржу.

Мсье Жорж отложил вилку и прочел письмо вслух. Мартина продолжала есть. Мадам Донзер хлопотала у нее за спиной, поджаривая пончики с яблоками, и, не снимая очков, вытирала глаза.

– Да будет земля ей пухом, – сказал мсье Жорж, доставая белоснежный платок и вытирая лысину. – Я не был с ней знаком, и, как мне говорили, покойница не мало грешила на своем веку, но перед лицом всевышнего…

– Знаете, мсье Жорж, – перебила его Мартина, – сегодня увезли мою плетеную мебель!

Мсье Жорж нисколько не удивился, но все же спросил:

– Как же так?

– Я не внесла очередных взносов по обязательству…

– Ты должна была сказать нам! – закричала мадам Донзер, бросив свои пончики. – Мы бы тебе дали сколько нужно! Ты ведь уже так много выплатила, это же безумие! Одну вещь за другой… Ты что это, задалась целью обогащать торгашей?… Сперва упустила машину, а теперь мебель!… Я из-за тебя слягу, честное слово, слягу…

– Мне не хотелось подрывать авторитет мсье Жоржа. Он ведь предсказал когда-то, что я останусь у разбитого корыта…

– Мой авторитет мог бы и повременить, мне не к спеху… – мсье Жорж пытался отшутиться.

– Что это еще за корыто? – снова разразилась мадам Донзер. – О чем это вы? Ты нарочно делаешь все так, чтобы тебе было хуже, Мартина! Ведь и Сесиль и мы охотно дали бы тебе все, что нужно… Ты просто дура какая-то! Подставляй свою тарелку, разве не видишь, пончики готовы.

Мартина соврала: плетеная мебель по-прежнему стояла у нее в квартире, и, даже если бы и не была оплачена, все равно осталась бы там, так основательно Мартина отделала ее во время своего припадка… Бамбук ведь очень хрупок и быстро теряет вид… Но Даниель давно заплатил за этот гарнитур, и он стал собственностью Мартины. Она выдумала теперь эту историю по злобе, очень уж ей захотелось огорчить мсье Жоржа и маму Донзер…

– Пончики – на славу… Как раз в меру поджарились! У меня не получаются такие, как у вас, мама Донзер. Кофе будем пить в гостиной?

Она встала. Мадам Донзер, оставив кастрюли и тарелки, с сокрушенным видом разглядывала ее.

– Очень уж ты толстеешь… – сказала она. – Тебе надо сесть на диету. Я испекла пирог; но, может быть, лучше…

– Не смешите меня! Я не собираюсь отказывать себе в удовольствии поесть!

Мадам Донзер умолкла: ей не нравились новые манеры Мартины, не нравился ее смех. Этот смех невольно заставлял вспомнить о «доме отдыха» – бедная Мартина…

Все перешли в гостиную.

– Я, правда, потолстела, – сказала Мартина, – но мужчинам это нравится! На улице они за мной ходят стаями. Никогда еще мужчины так за мной не бегали, как сейчас…

Мсье Жорж и мадам Донзер не прекословили ей. Может, все так и есть, как она рассказывает, только раньше она не позволяла себе вести подобные разговоры, и звучит все это у нее очень уж фальшиво.

– Вы что же, не заметили моей новой прически, – продолжала болтать Мартина, – ну не прелесть ли!