Ирвин Шоу - Вершина холма

– В такой темноте ты с трудом разглядишь пианино.

– Человеческая душа способна проникнуть в самые темные уголки, – с пафосом заявил Антуан. – Помни, я – артист.

– Ты – пианист из бара, и весьма хороший. Довольствуйся этим и не лезь в темные уголки.

– Не каждому музыканту удается выступить в «Карнеги-Холл», – с достоинством заметил Антуан. – Что бы ты хотел послушать?

– Что угодно, кроме «C'est triste, Venise».

Антуан скорбно покачал головой:

– Грустно видеть тебя здесь одного, а миссис Сторз – в компании двух некрасивых пожилых мужчин. Вы были эффектной парой. Два великолепных животных. Все любовались вами. Чья бы ни была вина, вы оба совершаете ошибку.

– Ступай к своему пианино.

– Я сказал то, что должен был сказать.

– Иди играй.

Антуан спрыгнул с табуретки и направился к пианино. Он двигался, словно под какую-то синкопированную музыку, звучавшую внутри него. Француз сел за пианино, зажег сигарету и молча уставился на клавиатуру так, словно это был священный предмет, к которому он боялся прикоснуться.

Майкл почувствовал, что полноватая блондинка смотрит на него. Густой хриплый голос толстяка, ее спутника, больше не звучал. Майкл повернулся и поглядел на соседку, сидевшую в одиночестве. Блондинка кокетливо улыбнулась. Она была хорошенькой, с полным соблазнительным бюстом, выглядывавшим из глубокого выреза платья.

– Добрый вечер, – сказала женщина – Я наблюдаю за вами с момента вашего появления здесь. Мой кавалер потерял надежду и отправился домой. Вы меня не угостите?

Майкл взял для них обоих по коктейлю. После получасовой беседы, в ходе которой он узнал, что его новую знакомую зовут Роберта Мансон, что она – физиотерапевт и приехала в Нью-Йорк из Сиэтла, Майкл подумал – а почему бы и нет, после столь долгого перерыва? Он покинул бар с Робертой, махнув на прощание рукой одинокому, окутанному клубами дыма Антуану. Когда они сели в такси, он из вежливости поцеловал Роберту, потому что от него ждали этого; Майкл не мог точно сказать, получил ли он удовольствие от поцелуя.

Кожа Роберты была душистой, гладкой, упругой, какой и должна быть кожа физиотерапевта; в постели она проявляла энтузиазм, о котором мечтает каждый мужчина, но через полчаса бесплодных усилий Майкл произнес:

– Извини, сегодня ничего не получится.

Он встал и начал одеваться.

– Какая жалость. Такой красивый молодой человек. Нью-Йорк ужасно действует на мужчин. Может, попробуем в следующий раз?

– Возможно, – ответил он, зная, что другого раза с ней не будет.

Майкл наклонился и, как бы извиняясь, поцеловал ее в лоб, потом он вышел из спальни и покинул квартиру.

В порядке эксперимента на следующей неделе он совершил еще одну попытку с девушкой, которая нравилась ему еще до встречи с Трейси, она была спокойной, простой, ясной, как погожий день, и добивалась его внимания особенно настойчиво, продолжая звонить и после того, как Майкл, по его выражению, выбыл из игры, познакомившись с Трейси. С тех пор утекло много воды, но когда он позвонил своей знакомой, ее голос зазвучал так же радостно, как прежде. К удивлению Майкла, она не вышла замуж, не уехала из Нью-Йорка, не стала лесбиянкой и наркоманкой, не увлеклась дзэнбуддизмом. Он получил удовольствие от обеда с ней, потом повел слушать, игру и пение Антуана, который, увидев ее, одобрительно изогнул брови. Но когда Майкл вошел в квартиру девушки и она со свойственной ей бесхитростностью начала сбрасывать с себя одежду, он почувствовал, что у него ничего не получится, и оказался прав.

Одеваясь, он старался избегать ее взгляда. Обнаженная, молодая, аппетитная, она лежала на кровати и с беспокойством смотрела на него.

– С тобой что-то случилось, да? – спросила она. – Источник временно пересох?

– Отравлен, – сказал он. – Надеюсь, временно.

– Да поможет тебе Господь, милый, – произнесла она. – Спасибо за обед и музыку.

Еще один такой случай, подумал он, спускаясь по лестнице, и весь город будет в курсе. Любопытно, как отреагирует Трейси, когда слух дойдет до нее?

Майкл познакомился с пассией Антуана. Живое маленькое личико Сьюзен Хартли обрамляла густая копна длинных волос, казавшаяся слишком тяжелой, а ее темные глаза можно было бы назвать горящими, будь она испанкой или героиней романа из жизни американского Юга. Но она была просто миленькой девушкой из Нью-Джерси, которая работала лаборанткой в исследовательском отделе известной косметической фирмы, продукцию которой она постоянно опробовала на себе, так что казалось невозможным заранее угадать цвет ее ногтей, волос и теней, наложенных вокруг глаз. Судя по всему, Майкл ей понравился, а к Антуану она по-сестрински привязалась. Живая, изящная, с раскованным смехом и неожиданно низким для такого маленького хрупкого тела голосом, она пользовалась успехом у мужчин. Однако Сьюзен не производила впечатления женщины, которая может одним махом вычеркнуть из памяти всех прежних, просто вкусы Антуана отличались непостоянством.

– Открой ей глаза на мои достоинства, – попросил Антуан как-то вечером, когда мужчины сидели в баре по обеим сторонам от Сьюзен. – Она меня совсем не ценит. Знала бы она, как я умею любить. Вдруг доброе слово из уст старого друга смягчит се сердце?

– О, Антуан, – сказала Сьюзен, смеясь, – почему ты все выставляешь напоказ, даже свои неудачи?

– У меня открытый, искренний характер, – ответил Антуан. – Я же не американец, а горячий, эмоциональный француз. Что в душе, то и на языке. Я не сдерживаю своих чувств, поэтому все меня любят. Кроме тебя.

– Я люблю тебя, – сказала Сьюзен.

– Странная любовь, – мрачно произнес Антуан. – Сейчас я снова сяду за пианино и буду петь грустные песни, а ты пожалеешь, что так обращаешься со мной. – Он встал. – Майкл, убеди ее.

– Я же не Сирано, – сказал Майкл.

– Только не перестарайся: к сожалению, она питает слабость к красноречивым мужчинам.

– Я обрисую тебя кратко, но доходчиво.

– Никому не верю, – сказал Антуан и сел за пианино.

– Он никогда не отчаивается, – заметила Сьюзен, – этого у него не отнять. Как вы думаете, американский паспорт его изменит?

– В худшую сторону.

– Он пользуется успехом у дам?

– Умеренным, – ответил Майкл, – невозможно понять, когда он говорит правду, а когда сочиняет.

– Это точно, – согласилась Сьюзен. – Антуан мне нравится, но… – Сьюзен скорчила презрительную гримаску. – Этот шрам, да и угри… Время покажет. А теперь блесните красноречием.

Она посмотрела ему в глаза, и Майкл смутился.

– Это не по моей части, – сказал Майкл. – Давайте послушаем музыку.

Сьюзен, без сомнения, кокетничала с ним. Он надеялся, что она делает это просто в силу привычки, укоренившейся еще со школьных лет. Возможно, ее заигрывания и не стоило принимать всерьез, в прежние времена молоденькие девицы развлекались подобным образом, коллекционируя кавалеров на балу. Но Майкл стал следить за собой, чтобы не вызвать ревность Антуана необдуманным словом или поступком, и старался, чтобы разговор не выходил за пределы горнолыжной темы. Страстная лыжница, Сьюзен всегда брала отпуск зимой и ездила кататься в Церматт, Давос, Кицбюэль иди Вермонт. Они невинно, как казалось Майклу, сравнивали известные им европейские и американские трассы. Ее удивляло, что Майкл всегда один, и она предложила познакомить его с любой из своих подруг на выбор – с высокой, низенькой, умной, глупой, блондинкой, брюнеткой, замужней или незамужней, но Майкл, добродушно улыбаясь, отказался.