Джон Стейнбек - Квартал Тортилья-флэт

Торрелли захихикал, и это было так страшно, что пайсано попятились.

– Потому что, – сказал он, – этот дом принадлежит мне. Дэнни пришел ко мне вчера вечером и продал мне свой дом за двадцать пять долларов.

С дьявольской радостью он следил за мыслями, отражавшимися на их лицах.

«Это ложь, – говорили их лица. – Дэнни не способен на такую подлость». А потом: «Но ведь Дэнни за последнее время делал много дурного. Он крал у нас. Кто знает, может, он и продал этот дом за нашей спиной?»

– Это ложь, – сказал Пилон вслух, – грязная корсиканская ложь.

Торрелли продолжал улыбаться и размахивать бумагой.

– Вот доказательство, – сказал он. – Вот бумага, которую подписал Дэнни. Это то, что мы, деловые люди, называем купчей.

Пабло в ярости подскочил к нему.

– Ты напоил его! Он не знал, что делает!

Торрелли чуть-чуть приоткрыл сложенный документ.

– Закон это не интересует, – возразил он. – И поэтому, мои дорогие друзья, неумолимый долг приказывает мне объявить вам, что вы должны покинуть мой дом. Я собираюсь распорядиться им по-другому. – Тут улыбка сбежала с его лица, и оно приняло обычное жестокое выражение. – Если вы не уберетесь к полудню, я пришлю полицейского.

Пилон с кротким видом подошел к нему. Берегись, Торрелли, если к тебе, улыбаясь, приближается Пилон! Беги, спрячься в каком-нибудь сейфе и захлопни за собой дверцу!

– Я этих вещей не понимаю, – мягко сказал Пилон. – Мне, конечно, очень грустно, что Дэнни так поступил.

Торрелли опять захихикал.

– Я ведь никогда не продавал домов,– продолжал Пилон. – Дэнни подписал эту бумагу, так?

– Да, – передразнил его Торрелли, – Дэнни подписал эту бумагу, именно так.

Пилон тупо продолжал расспрашивать:

– Значит, вот эта бумага доказывает, что дом принадлежит тебе?

– Вот именно, дурачок. Эта бумага это и доказывает.

Лицо Пилона выразило недоумение.

– А я думал, что ее надо отнести в город и зарегистрировать.

Торрелли презрительно рассмеялся. Берегись, Торрелли! Разве ты не замечаешь, как бесшумно движутся эти змеи? Вон Хесус Мария стоит у входной двери. Вон Пабло заслоняет дверь на кухню. Посмотри, как побелели пальцы Большого Джо, сжимающие рукоятку лопаты.

Торрелли сказал:

– Вы ничего не понимаете в делах, бродяжки и попрошайки. Когда я уйду отсюда, я отнесу эту бумагу в город и…

Это случилось так быстро, что последними словами он подавился. Его ноги мелькнули в воздухе. Он грохнулся об пол, хватаясь жирными реками за воздух. Он услышал, как звякнула дверца печи.

– Воры! – взвизгнул он. Шея и лицо его побагровели. – Воры, крысы, собаки, отдайте мою бумагу!

Пилон, стоявший перед ним, удивился.

– Бумагу? – спросил он вежливо. – О какой бумаге ты говоришь с таким жаром?

– О моей купчей, о запродажной! Полиция узнает об этом!

– Я не помню никакой бумаги, – сказал Пилон. – Пабло, ты не знаешь, о какой бумаге он говорит?

– Бумага? – сказал Пабло. – Он о газетной бумаге говорит или о папиросной?

Пилон продолжал перекличку:

– Джонни Помпом?

– Ему, наверное, что-нибудь померещилось, – сказал Джонни Помпом.

– Хесус Мария, ты что-нибудь знаешь о какой-нибудь бумаге?

– По-моему, он пьян, – возмущенно сказал Хесус Мария. – Стыдно напиваться с утра пораньше.

– Джо Португалец?

– Меня здесь не было, – отрезал Джо.– Я только что вошел.

– Пират?

– У него не было никакой бумаги. – Пират повернулся к своим собакам. – Была у него бумага?

Пилон снова обратился к посиневшему от злости Торрелли.

– Ты что-то путаешь, мой друг. Я, конечно, мог и ошибиться насчет этой бумаги, но ведь ты сам убедился, что никто, кроме тебя, этой бумаги не видел. И ты не упрекнешь меня, если я скажу, что никакой бумаги вовсе не было. Наверное, тебе лучше пойти домой и лечь.

Торрелли был слишком оглушен, чтобы настаивать дальше. Они повернули его, помогли ему выйти за дверь, и он побрел домой, ошеломленный столь ужасным поражением.

Тут они взглянули на небо и обрадовались, потому что солнце снова вступило в бой и на этот раз пробило лазейку в тумане. Друзья не стали возвращаться в дом. Они со счастливыми улыбками расположились на крыльце.

– Двадцать пять долларов! – сказал Пилон. – И что только он сделал с этими деньгами?

Солнце, выиграв первую схватку, обратило туман в паническое бегство, и небо быстро светлело. Половицы от солнца нагрелись, и в солнечных лучах зажужжали мухи. Возбуждение покинуло друзей.

– Еле спаслись, – устало сказал Пабло.– Дэнни не следовало бы так поступать.

– Мы будем покупать все вино только у Торрелли, чтобы возместить ему убытки, – сказал Хесус Мария.

Пичужка опустилась на розовый куст и задергала хвостиком. Новые петухи миссис Моралес воспользовались случаем и в неположенный час спели гимн солнцу. Собаки во дворе задумчиво чесались и грызли свои хвосты.

Услышав шаги на улице, друзья подняли головы и тут же вскочили на ноги, радостно улыбаясь. В калитку вошли Дэнни и Тито Ральф, и каждый нес два тяжелых мешка.

Хесус Мария кинулся в дом и принес банки из-под варенья. Когда Дэнни поставил бутылки на крыльцо, друзья заметили, что у него очень утомленный вид.

– Пока влезешь на этот холм, совсем изжаришься, – сказал Дэнни.

– Тито Ральф! – вскричал Джонни Помпом.– А я слышал, что тебя посадили в тюрьму.

– Я снова бежал, – вяло ответил Тито Ральф, – ключи-то остались у меня.

Вино забулькало, и банки наполнились до краев. Друзья громко вздохнули от облегчения, что все осталось позади.

Пилон отпил полбанки.

– Дэнни,– сказал он, – эта свинья Торрелли приходил сюда утром и без конца врал. У него была бумага, которую ты будто бы подписал.

Дэнни не то испугался, не то растерялся.

– Где эта бумага? – спросил он.

– Ну, – продолжал Пилон, – мы знали, что он врет, и поэтому мы сожгли эту бумагу. Ты же ее не подписывал, правда?

– Нет, – сказал Дэнни и осушил банку до дна.

– Хорошо бы чего-нибудь поесть, – заметил Хесус Мария.

Дэнни ласково улыбнулся:

– А я и забыл. В одном из этих мешков есть три курицы и хлеб.

Радость и облегчение Пилона были так велики, что он встал и произнес небольшую речь.

– Где еще найдется друг, подобный нашему другу? – почти пел он. – Он привечает нас в своем доме, спасая от холода, он делится с нами своей вкусной едой и своим вином. О-хей! Какой хороший человек наш дорогой друг!

Дэнни смутился. Он уставился в пол.

– Это пустяки, – пробормотал он. – Что тут такого?

Но ликование Пилона было так велико, что он готов был прижать к сердцу весь мир и даже всех злодеев мира.

– Мы как-нибудь должны сделать что-нибудь приятное Торрелли.