Анри Шарьер - Ва-банк

— Платить не надо, водитель желает вам счастья.

И машина уехала. Я стоял с узелком в одной руке, держа Пиколино другой за его двупалую ладонь, и думал, что делать дальше. У меня было с собой несколько фунтов стерлингов, оставшихся от Вест-Индии, и несколько сотен боливаров, выигранных в тюрьме, а также необработанные алмазы, найденные среди помидорных грядок в садике, который я обустраивал.

Девушка, которая сказала нам, что можно не платить, спросила, куда мы направляемся, и я ответил, что мое заветное желание — найти маленький тихий пансион, чтобы там все обдумать и оглядеться в этой новой для нас жизни.

— Пойдемте ко мне, там и оглядитесь.

Мы вместе пересекли сквер и вышли на грунтовку, вдоль которой стояли низенькие домики из обожженной глины, крыши которых были покрыты жестью. У одного из них остановились.

— Входите, дом ваш, — сказала девушка. Ей должно было быть около восемнадцати.

Мы вошли первыми. Чистая комнатка с земляным полом, круглый стол, несколько стульев и мужчина лет сорока, среднего роста, с густыми черными волосами, с тем же цветом кожи, что и у девушки. И три девушки лет по четырнадцать — шестнадцать.

— Мой отец и сестры, — представила их девушка. — А это иностранцы. Они из тюрьмы Эль-Дорадо, не знают, куда податься. Примите их, прошу вас.

— Заходите, — сказал отец и повторил за девушкой. — Этот дом ваш, садитесь за стол. Голодны? Кофе или ром будете?

Отказываться было неудобно, и я попросил кофе. Дом оказался чистеньким, но по обстановке было видно, что хозяева бедны, как церковные крысы.

— Мария, что привела вас, — старшая. Она заняла место матери, которая бросила нас пять лет назад, уехала с золотодобытчиком. Лучше, если я сам скажу вам об этом первый, чем вы услышите от кого-нибудь.

Мария принесла кофе. Она села напротив меня, рядом с отцом, и теперь я мог рассмотреть ее внимательнее. Три сестры встали за ее спиной. Они тоже меня рассматривали. Мария была настоящее дитя тропиков. Вьющиеся черные волосы, разделенные на пробор посередине, спадали до плеч. Хотя чаще всего степень индейской крови определяется по цвету кожи, тонкие черты ее лица не несли следа явной монголоидной примеси. У нее были большие миндалевидные глаза, очень чувственный рот, блестящие зубы, розовый язык. Белая с цветами открытая блузка не скрывала плеч и части груди, а бюст хорошо угадывался под легкой тканью. Эта блузка, черная юбка и босоножки — все, что она надела по случаю нашего прихода, — видимо, были самые ее дорогие вещи. Губы она подкрасила алой помадой, а две прочерченные черной тушью линии как бы продолжали разрез и без того широко расставленных глаз.

— Это Эсмеральда [1], — представила она младшую сестру. — Мы зовем ее так за ее зеленые глаза. Это — Кончита, а это — Розита, она сама как розочка. У нее самая светлая кожа из нас, и поэтому она всегда смущается. Вот и вся семья. Отца зовут Хосе. Все мы живем как один человек, и сердца у нас бьются одинаково. А вас как зовут?

— Энрике (так по-испански звучит мое имя):

— Вы долго пробыли в тюрьме?

— Тринадцать лет.

— Бедняга. Сильно страдали?

— Да, было дело.

— Папа, как ты думаешь, чем бы Энрике мог здесь заняться?

— Не знаю. Вы смыслите в торговле?

— Нет.

— Ну, тогда вам надо пойти на золотую шахту. Там всегда есть работа.

— А вы сами, Хосе, чем занимаетесь?

— Я? Ничем. Я не работаю. Они слишком мало платят.

Да… Они были бедняками, но, однако, могли позволить себе хорошо одеться. Я не мог выспрашивать у Хосе, откуда он берет деньги. Может быть, — он их крал? «Подожди, и сам увидишь», — сказал я себе.

— Энрике, вы будете спать здесь, — сказала Мария. — В этой комнате обычно спал брат отца. Он ушел от нас, можете занять его место. Мы присмотрим за больным, когда вы пойдете работать. Не благодарите, комната все равно пустует.

Я не знал, что и сказать, и отдал им свой узелок. Мария поднялась, за ней вышли сестры. Она сказала неправду: комната была жилой, они забрали из нее свои вещи. Но я сделал вид, что не заметил этого. Для начала неплохо в условиях тропиков: два отличных шерстяных гамака, большое окно с заслонками, без стекол и вид на банановые кусты.

Развалившись в гамаке, я с трудом переваривал все, что случилось за последние часы. Как просто и удачно прошел этот первый день свободы! Слишком удачно! У меня была своя комната, четыре хорошеньких девушки присматривали за Пиколино. Но почему я даю другим право водить себя за руку, как ребенок? Да, я находился на краю света. Но главная причина того, что со мной обращаются т а к, в другом — я настолько долго был заключенным, что повиновение стало для меня естественным. Но теперь-то я свободен и вправе принимать собственные решения. Но пока что повиновался — как птичка, которая не знает, когда перед ней открывается дверца клетки, что это путь к свободе. Всему этому мне надо было заново учиться.

Я отправился спать, стараясь не думать о прошлом, как советовал мне тот старик в Эль-Дорадо. Одно меня томило — это доброта людей, какая-то странная, почти нереальная…

Я завтракал яичницей из двух яиц, жареными бананами с маргарином и черным хлебом. Мария была в спальне — умывала Пиколино. В дверях появился мужчина с мачете на поясе.

— Gentes de paz («Мир людям»)! — Таков был их способ выражения миролюбия.

— Чего тебе? — спросил Хосе, который завтракал со мной.

— Начальник полиции желает видеть мужчин из Кайенны.

— Ты не называй их так. Зови по именам.

— О' кей, Хосе, как их зовут?

— Энрике и Пиколино.

— Сеньор Энрике, пойдемте со мной. Я полицейский, меня послал начальник.

— Что вам от него надо? — набросилась на него Мария, выйдя из спальни. — Я тоже пойду, погодите, сейчас оденусь.

Через несколько минут она была готова. На улице Мария взяла меня за руку. Я удивленно глянул на нее и она улыбнулась.

Вскоре мы подошли к небольшому административному зданию. Здесь толпились полицейские — все в униформе, с мачете на поясах. В комнате, уставленной винтовками, сидел чернокожий человек в фуражке с золотым околышем.

— Вы француз?

— Да.

— А другой?

— Он болен, — ответила за меня Мария.

— Я начальник полиции. Если вам нужна помощь, обращайтесь ко мне, меня зовут Альфонсо. — И он протянул мне руку.

— Спасибо, меня зовут Энрике.

— Энрике, шеф администрации хочет вас видеть. А ты, Мария, подожди, — добавил он, видя, что девушка толкнулась было за мной. Я прошел в следующую комнату.

— Доброе утро, француз. Я шеф местной администрации. Садитесь. Раз вы остановились здесь, в Эль-Кальяо, я послал за вами, ведь должен же знать вас тот, кто несет здесь ответственность за все.

Он спросил меня, чем я собираюсь заниматься, где буду работать. И добавил неожиданно: