Эрих Ремарк - Искра жизни

Визе сдержал улыбку.

— Дураки, — бросил он презрительно по адресу Пятьсот девятого и Бухера. — В этот раз мы действительно не хотели ничего иного, кроме экспериментов с питанием.

Нойбауэр отогнал от себя дым собственной сигары.

— Тем лучше. Двойное наказание за неподчинение. Впрочем, если вы захотите поискать в лагере желающих, вам предоставляется такая возможность, господин доктор.

— Благодарю, — холодно ответил Визе.

Нойбауэр закрыл за ним дверь и вернулся в помещение. Над ним сгустилось пряное голубоватое облачко табачного дыма. Пятьсот девятый вдруг понял, что он чувствует запах табака и даже какой-то зуд в легких. Это не имело к нему никакого отношения; это было чужое самостоятельное ощущение, вцепившееся когтями в его легкие. Он бессознательно сделал глубокий вдох и, наблюдая за Нойбауэром, втянул дым. Мгновение Пятьсот девятый не мог понять, почему он и Бухер вместе с Визе остались в этом помещении. Но потом до него дошло. Объяснение могло быть только одно. Они отказывались подчиниться офицеру СС, и за это их ждет в лагере наказание. Его легко можно было предвидеть— людей вешали только за то, что они не подчинялись дежурному. «Отказ подписать был ошибкой, — почувствовал он вдруг. — С Визе у нас, наверное, еще был бы шанс. Вот теперь нам конец».

Удушающее раскаяние нарастало в его душе. Оно сдавливало живот, накатывалось на глаза. Вместе с тем он остро и непонятно почему ощутил щемящее желание глотнуть табачного дыма.

Нойбауэр рассматривал номер на груди Пятьсот девятого. Он был одним из самых ранних.

— Ты давно уже здесь? — спросил он.

— Десять лет, господин оберштурмбаннфюрер.

Десять лет. Нойбауэр даже не знал, что есть заключенные с момента создания лагеря. «Собственно говоря, это — доказательство моей мягкости, — подумал он. — Таких лагерей наверняка не так уж много. Подобное могло порой оказаться весьма полезным. Трудно все предугадать». Он затянулся сигарой.

Вошел Вебер. Нойбауэр вынул сигару изо рта и рыгнул. На завтрак он ел копченую колбасу и глазунью — одно из своих любимых блюд.

— Оберштурмфюрер Вебер, — сказал он. — То, что здесь происходило, приказом не предусматривалось.

Вебер бросил на него взгляд. Он ждал, что это шутка, но улыбки не последовало.

— Мы их повесим сегодня вечером на перекличке, — сказал он наконец.

Нойбауэр еще раз рыгнул.

— Такого в приказе не было, — повторил он. — Впрочем, почему вы беретесь за такие дела сами?

Вебер ответил не сразу. Он никак не мог понять Нойбауэра, который затеял разговор из-за таких мелочей.

— Для этого ведь достаточно людей, — добавил Нойбауэр. В последнее время Вебер позволяет себе все большую самостоятельность. Все бы ничего, если бы он помнил, кто здесь командует. — Что случилось с вами, Вебер? Может, нервы сдают?

— Нет.

Нойбауэр снова повернулся к Пятьсот девятому и Бухеру. Вебер сказал: «Повесить». В общем, все правильно. Но какой смысл? День сложился лучше, чем можно было предполагать. Кроме того, приятно было дать Веберу понять, что не все должно происходить так, как ему захочется.

— Это не было прямым отказом от выполнения приказа, — объяснил он. — Я велел подготовить волонтеров. В данном случае это не так. Посадите этих людей на двое суток в бункер, и больше ничего. Больше ничего, Вебер, понятно? Мне хотелось, чтобы мои приказы выполнялись.

— Так точно.

Нойбауэр ушел. Довольный, с сознанием своего превосходства, Вебер с презрением посмотрел ему вслед. «Нервы, — подумал он. — У кого здесь крепкие нервы? И у кого ни к черту не годные? Двое суток в бункере!» Он сердито обернулся. Солнечная полоска упала на расквашенное лицо Пятьсот девятого. Вебер вгляделся в него.

— А ведь я тебя знаю. Откуда?

— Не могу знать, господин оберштурмфюрер.

Пятьсот девятый все отлично помнил. Просто он надеялся, что Вебер запамятовал.

— Все же я тебя знаю. Откуда у тебя эти увечья?

— Я упал, господин оберштурмфюрер.

Пятьсот девятый вздохнул. Это были старые уловки. Шутки начального периода. Никому не разрешалось признаваться в том, что его избили.

Вебер посмотрел на него еще раз.

— Откуда же мне знакома эта рожа? — пробормотал он и открыл дверь. — Отправить этих в бункер. На двое суток. — Он снова повернулся к Пятьсот девятому и Бухеру. — Только не думайте, скоты, что вы от меня улизнули. Все равно я вас повешу!

Их вытащили наружу. Пятьсот девятый от боли закрыл глаза, но почувствовав свежий воздух, снова открыл. Вот и небо. Голубое и безбрежное. Он повернул голову к Бухеру и посмотрел на него: они унесли ноги. По крайней мере, пока. В это трудно было поверить.

Они прямо выпали из бункеров, когда двое суток спустя шарфюрер Бройер велел открыть двери. Последние тридцать часов оба пребывали то в полузабытьи, то в беспамятстве. В первые сутки они еще перестукивались изредка друг с другом, но это длилось недолго.

Их вынесли наружу. Они лежали на «танцплощадке» рядом со стеной, окружавшей крематорий. Их видели сотни людей; никто к ним не прикасался. Никто не помог им встать с земли. Каждый делал вид, что их в упор не замечает. Приказа насчет их судьбы не было, поэтому они просто не существовали. Прикоснешься к ним и сам загремишь в бункер.

Два часа спустя в крематорий были доставлены первые мертвецы этого дня.

— Что с ними? — спросил лениво осуществлявший наблюдение эсэсовец. — Их вместе вот с ними?

— Эти двое из бункера. — Отдали концы?

— Похоже на то.

Эсэсовец увидел, что у Пятьсот девятого ладонь медленно сжалась в кулак и опять разжалась.

— Не совсем, — сказал он. У него разболелась спина. В минувшую ночь он явно перегулял с Фритци в «Летучей мыши». Он закрыл глаза. Он выиграл у Гофмана. Гофмана с Вильмой. Бутылку «Эннеси». Хороший коньяк. Только вот вымотался здорово. — Выясните в бункере или в канцелярии, что с ними делать, — сказал он санитару из морга.

Посыльный вернулся. Ввиду срочности вопроса с ним был и рыжий писарь.

— Этих обоих выпустить из бункера, — доложил он. — Отправить в Малый лагерь. Сегодня же во второй половине дня. Приказ комендатуры.

— Тогда забирайте их отсюда. — Эсэсовец заглянул в список. — У меня здесь значится тридцать восемь покойников. — Он пересчитал трупы, тщательно уложенные перед входом. — Тридцать восемь. Так и есть. Не путайте этих с теми, иначе опять будет неразбериха.

— Эй, вы, четверо! Доставить обоих в Малый лагерь! — скомандовал дежурный из морга.

Четверо взялись за дело.

— Сюда, — прошептал рыжий писарь. — Быстрее! Оттащите их от мертвых! Сюда их!

— Они ведь почти испустили, дух, — проговорил один из санитаров.

— Заткни глотку! Пошли! Они оттащили Пятьсот девятого и Бухера от стены.