Эрих Ремарк - Искра жизни

— Значит, вы из Ломе? — спросил Агасфер.

— Да.

— Случайно не знали там Мартина Шиммеля?

— Нет.

— Или Морица Гевюрца? Совсем лысый, с пробитым носом.

Зульцбахер устало задумался.

— Нет.

— А может быть, Гедалье Гольда? У него осталось только одно ухо, — спросил с надеждой Агасфер. — На него сразу все обращают внимание. Из двенадцатого блока.

— Из двенадцатого?

— Да. Четыре года назад.

— О, Боже! — Зульцбахер отвернулся. — Вопрос-то идиотский. Четыре года назад. Ну тогда почему не сто?

— Оставь ты его в покое, старик, — попросил Пятьсот девятый. — Устал он, вот и все.

— Мы были друзьями, — пробормотал Агасфер. — А о судьбе друзей принято справляться.

Пришли Бухер и Розен с ведром воды. У Розена текла кровь. Его стихарь был разорван на плече, а куртка распахнута.

— Новички дерутся из-за воды, — сказал Бухер. — Нас спас Манер. Он там навел порядок. Теперь они становятся в очередь за водой. Здесь тоже надо ввести это правило, иначе они снова опрокинут ведро.

Новички поднялись.

— В очередь становись! — крикнул Бергер. — Каждый получит свою долю. У нас есть на всех. Кто не станет в очередь, не получит ничего!

Все подчинились, кроме двух, бросившихся вперед. За это им досталось дубинками. Потом Агасфер и Пятьсот девятый достали свои кружки, и все по очереди напились.

— Посмотрим, может, еще чего раздобудем, — сказал Бухер Розену и Зульцбахеру, когда они осушили ведро. — Теперь это уже не опасно.

— Нас было три тысячи, — снова произнес Зульцбахер механически.

Вернулись дежурные с едой. На новичков ничего не дали. Сразу же возникла свалка. Дрались перед секциями «А» и «Б». Старосты помещений ничего не могли добиться. Дело в том, что у них собрались сплошь мусульмане, по сравнению с которыми новички оказались половчее и не такими смиренными.

— Придется чем-нибудь поступиться, — тихо сказал Бергер Пятьсот девятому.

— Максимум супом. Но не хлебом. Он нам нужнее. Мы слабее.

— Поэтому придется что-нибудь отдать. Иначе они это возьмут сами. Видишь, что там творится.

— Да. Но только суп. Хлеб нужен нам самим. Давай поговорим с тем, Зульцбахером.

— Послушай, — сказал Бергер. — Сегодня вечером нам ничего для вас не дали. Но мы поделимся нашим супом.

— Спасибо, — ответил Зульцбахер.

— Что?

— Спасибо.

Они с удивлением посмотрели на него. В лагере было не принято благодарить.

— Ты можешь нам помочь? — спросил Бергер. — Иначе ваши люди снова все пошвыряют. А больше ничего нет. Есть еще кто-нибудь, на кого можно положиться?

— Розен. И еще двое при нем.

Ветераны и четверо новичков вышли навстречу дежурным с едой и обступили их. Бергер заранее позаботился о том, чтобы остальные встали в очередь. Только тогда они принесли пищу.

Когда все выстроились, началась раздача. У новичков не было мисок. Им пришлось есть порции стоя и сразу отдавать миски. Розен следил за тем, чтобы никто не подошел дважды. Некоторые из узников со стажем ругались.

— Вернем вам завтра ваш суп, — сказал Зульцбахер.

— Его просто одолжили. Хлеб нам самим нужен. Наши люди слабее вас. Может, завтра утром и вам что-нибудь перепадет.

— Да. Спасибо за суп. Мы его завтра вернем. А как нам спать?

— Мы подготовили несколько мест в бараке. Вам придется спать сидя. Но и тогда всех мы не можем обеспечить.

— А вы?

— Мы останемся снаружи. Позже мы вас разбудим и поменяемся местами.

Зульцбахер покачал головой.

— Если они уснут, вам не просто будет вытащить их из барака.

Часть новичков уже спала с раскрытыми ртами перед бараком.

— Пусть себе спят, — сказал Бергер и оглянулся.

— А где остальные?

— Они сами уже нашли место в бараке, — сказал Пятьсот девятый. — В темноте мы не сможем их вытащить наружу. На эту ночь оставим все как есть.

Бергер посмотрел на небо.

— Может, не будет слишком холодно. Сядем вплотную к стене и тесно прижмемся друг к другу. У нас три одеяла.

— Завтра все должно быть по-другому, — заявил Пятьсот девятый. — Насилия в этой секции не бывает.

Они рядком уселись на корточки. Здесь были почти все ветераны; даже Агасфер, Карел и овчарка. Около них устроились Розен и Зульцбахер и еще примерно с десяток новичков.

— Мне очень жаль, — сказал Зульцбахер.

— Да ерунда. Вы не можете отвечать за других.

— Я могу проследить, — сказал Карел Бергеру. — В эту ночь умрут не меньше шестерых. Они лежат справа внизу у двери. Мы их вынесем и потом по очереди сможем спать на их местах.

— И как ты собираешься в темноте выяснять, живы они или умерли?

— Это просто. Я наклоняюсь над самым лицом. Если больше не дышат, это сразу заметно.

— Еще до того, как вынесем, на их место уже ляжет кто-то из барака, — заметил Пятьсот девятый.

— Да, — живо подхватил Карел, — но я приду и сообщу. И как только мы вынесем мертвеца, на его место сразу же ложится другой.

— Ладно, Карел, — сказал Бергер. — Внимательно следи!

Похолодало. Из бараков доносились стоны и крики ужасов во сне.

— Боже мой, — сказал Зульцбахер Пятьсот девятому. — Какое счастье! Мы думали, что попали в лагерь смерти. Только бы не погнали нас дальше!

Пятьсот девятый молчал. «Счастье, — подумал он. — Но для прибывших это было действительно так».

— Как там было у вас? — спросил спустя некоторое время Агасфер.

— Они пристреливали всех, кто не мог идти. Нас было три тысячи…

— Мы знаем. Ты уже несколько раз говорил.

— Да… — проговорил беспомощно Зульцбахер.

— И что вы видели по дороге? — поинтересовался Пятьсот девятый. — Как там в Германии?

Зульцбахер немного задумался.

— Позавчера вечером у нас было достаточно воды, — добавил он. — Иногда люди нам что-нибудь давали. А иногда ничего. Нас было слишком много.

— Как-то ночью один нам принес четыре бутылки пива, — сказал Розен.

— Я имею в виду не это, — сказал нетерпеливо Пятьсот девятый. — Как там города? Разрушены?

— В города мы не попадали. Всегда в обход.

— Вы что, вообще ничего не видели? Зульцбахер посмотрел на Пятьсот девятого.

— Когда с трудом ковыляешь и у тебя за спиной стреляют, увидишь немного. Поезда мы не видели.

— А почему закрыли ваш лагерь?

— Из-за приближения линии фронта.

— Как? И что тебе об этом известно? Ну, рассказывай! — Где расположен Ломе? Далеко от Рейна? Сколько километров?

Зульцбахер пробовал бороться со сном.

— Да, довольно далеко… пятьдесят… семьдесят… километров… завтра… — успел произнести он, и его голова упала на грудь. — Завтра… сейчас я хочу спать.

— Это примерно семьдесят километров, — сказал Агасфер. — Я там был.

— Семьдесят? А отсюда? — Пятьсот девятый стал подсчитывать. — Двести… двести пятьдесят…

Агасфер повел плечами.