Бана - Кадамбари

Спустя недолгое время пути я увидел эту обитель, прекрасную, как второй мир Брахмы. Со всех сторон ее обступал густой лес, богатый разного рода цветами и плодами, где росло множество деревьев тала, тилака, тамала, хинтала и бакула, где лианы оплетали высокие кокосовые пальмы, где трепетала листва на деревьях лодхра, лавали и лаванга, где сверкала пыльца на цветах манго, где желтели цветочные кисти кетаки, где слышалось пение пьяных от страсти кукушек и гудение множества пчел, где лесные божества раскачивались, как на качелях, на гибких ветках лиан, где, словно дождь метеоров, устилали землю осыпавшиеся от ветра белые лепестки всевозможных цветов. В этом лесу Дандака, окружавшем обитель, который пестрел сотнями безбоязненно бродящих ланей и пламенел цветущими повсюду лотосами, кустарник, некогда обглоданный принявшим вид антилопы Маричей {101} 101 …принявшим вид антилопы Маричей… — См. примеч. 73. , уже вновь покрылся листвой, но земля до сих пор была изрезана лунками, оставшимися от острых краев лука Рамы.

К обители со всех сторон спешило множество отшельников с хворостом, травой кушой, цветами и глиной, и их сопровождали ученики, распевая ведийские гимны. Где-то наполняли кувшины водой, и к ее журчанию, вытянув вверх шеи, прислушивались стайки павлинов. Обитель казалась устремленной в небо лестницей, ступенями которой были клубы дыма от жертвенных костров, умилостивленных обильными возлияниями масла и словно бы готовых на ярких языках пламени перенести отшельников с их смертными телами в мир бессмертных богов. По границам обители тянулись длинные пруды. Их вода, омывая тела благочестивых подвижников, всегда была чистой, в беге волн отражалось сразу несколько солнц, и казалось, что здесь купаются, явившись на свидание с отшельниками, семь небесных риши; а по ночам пруды сияли цветущими лотосами, как будто с неба, дабы увидеть отшельников, сходили на водную гладь сонмы звезд. Лесные лианы словно бы воздавали обители почести, сгибая под ветром свои ветви, ей кланялся кустарник, складывая листву, как складывают при приветствии ладони, ее славили деревья, беспрерывно осыпая землю цветами. Во двориках перед хижинами на вольном воздухе сушилось просо, грудами лежали плоды амалаки, лавали, лаванги, каркандху, кадали, лакучи, манго и кокоса. Мальчики-ученики читали вслух веды, и, подражая им, попугаи подхватывали и повторяли ведийские мантры, а стаи соро́к выкрикивали священные заклинания. Дикие петухи клевали лепешки, испеченные в дар вишвадевам, молодые утки в прудах лакомились зернами жертвенного риса, ручные лани длинными и мягкими, как листья, языками лизали руки детям подвижников. На жертвенных кострах потрескивали, обгорая, ветки кустарника, цветы и трава куша. Камни по всей округе были пропитаны соком разбитых на них кокосовых орехов, а стволы деревьев, с которых недавно сорвали кору, залиты розовой смолой. На земле красной сандаловой краской были начертаны круги, изображавшие солнце, внутри них лежали цветы каравиры, а места трапезы подвижников были обведены золой для отвращения злых духов. Старых и слепых отшельников поддерживали под руки обученные обезьяны. Похожие на браслеты из раковин, словно бы соскользнувшие с рук-лиан Сарасвати, повсюду валялись стебли лотоса, которые, наполовину изжевав, бросили молодые слоны. Антилопы кончиками рогов откапывали для отшельников съедобные коренья, слоны орошали водою из хоботов канавки вокруг деревьев, лесные кабаны подносили детям на клыках луковицы лотоса, ручные павлины, хлопая широкими крыльями, раздували жертвенные огни. Приятно пахли приношения богам из ячменя, бобов, молока и жира, воздух пропитан был ароматом вареного риса, повсюду слышалось шипение огня, пожирающего жертвенное масло.

В обители привечали прибывших гостей, почитали жертвами Хари, Хару, Брахму и божественных предков, творили поминальные обряды, учились науке жертвоприношений, повторяли наставления в добродетели, читали вслух священные книги, обсуждали смысл шастр, строили хижины из листьев с двориками, умащенными сухим коровьим пометом, предавались созерцанию, распевали гимны, занимались йогой, приносили жертвы лесным божествам, плели пояски из травы мунджи, чистили платье из льна, собирали хворост, обрабатывали шкуры черных антилоп, просеивали зерно, сушили корни лотоса, связывали бусины четок, чертили на лбу священные знаки, обстругивали посохи, наполняли водою кувшины. Здесь не ведали века Кали, не знались с ложью, ничего не слышали о боге любви.

Подобно Брахме, рожденному из лотоса {102} 102 …Брахме, рожденному из лотоса… — См. примеч. 25. , эта обитель была оплотом всех рождений. Подобно Вишну, ставшему вепрем и человеком-львом {103} 103 …Вишну, ставшему вепрем и человеком-львом. — Имеются в виду две аватары (земные воплощения) Вишну. , она сдружила вепрей, людей и львов. Подобно мудрецу Капиле, она копила мудрость. Подобно Балараме, победителю Дхенуки {104} 104 …Балараме, победителю Дхенуки… — Дхенука, демон, принявший облик осла, был убит Баларамой за то, что пытался помешать юным Кришне и Балараме собирать плоды в охраняемой им роще. , она устраняла беды от демонов. Подобно гордому Удаяне, она удаляла горести. Подобно царю Друме, она царила в дремучем лесу. Подобно грому дождевой тучи, она гремела водопадами. Подобно Хари, она хранила три мира. Подобно Хануману, разбившему кости Акши {105} 105 …Хануману, разбившему кости Акши… — Согласно рассказу «Рамаяны», вождь обезьян Хануман в сражении под Ланкой убил сына Раваны Акшу, бросив его о землю. Здесь, как и в целом в этой части описания обители, использована игра слов: «акша» (akṣa) не только имя демона, но и название плодов дерева акши (Elaeocarpus ganitrus). , она полна была обезьян, дробящих косточки акши. Подобно Агни, сжегшему лес Кхандаву, она озаряла лес своими огнями. Хотя в ней воскуряли благовония, она пропахла дымом жертвенных костров. Хотя она не зналась с чандалами, но почитала богиню Чандику. Хотя в ней пылали сотни огней, она не ведала огня горя. Хотя вокруг темнели дремучие заросли, она сияла светом мудрости.

В обители черными были клубы дыма, но не дела подвижников, красными — клювы попугаев, но не лица от гнева, жесткими — стебли травы, но не нравы, трепещущими — листья деревьев, но не сердца, страстными — песни кукушек, но не взоры. Здесь разжигали жертвенные костры, но не ссоры, хватали за горло кувшины, но не людей, ласкали сосцы священных коров, но не соски у женщин, гадали по звездам, но не на ученых спорах, ходили вокруг жертвенных огней, но не вокруг да около сути дела, взывали к богам в жажде знания, но не богатства, перебирали четки, но не поступки ближних, заплетали волосы, но не плели козней, почитали Раму, но сторонились срама, гнули спины от старости, но не перед властью. Если в обители и ведали о битвах, то только из сказаний вед, если и слышали о ранах, то только из пуран, если и дрожали, то только от холодного ветра, если и восхищались золотом, то только золотом осенней листвы, если и ценили пыл страсти, то только в пении птиц, если и любили танцы, то только у павлинов, если и сносили коварство, то только в повадках змей, если и терпели бесстыдство, то только у обезьян, если и мирились со скрытностью, то только у корней деревьев.