Чарльз Диккенс - Том 11. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита

— Нищей дрянью,— поправила его дама.

— Что еще хуже,— с торжеством заметил джентльмен,— что еще хуже! Нищая дрянь! Низкое, грубое, неуважительное выражение!

— В высшей степени неуважительное! — воскликнул Том.— Я очень рад, что оно нашло здесь верную оценку.

— Настолько верную, сэр,— произнес джентльмен, понизив голос для пущей внушительности,— настолько верную, что, если б я не знал мисс Пинч как сироту и одинокую молодую особу, не имеющую друзей, я бы порвал всякие отношения с ней сию же минуту и навсегда, в чем я и уверял мисс Пинч только что, ссылаясь на известную ей прямоту моего характера и мою репутацию.

— Ну, знаете ли, сэр! — крикнул Том, вскочив со стула; он уже не в силах был сдерживаться более.— Пожалуйста, не останавливайтесь из-за таких соображений. Ничего этого нет, сэр. Она не одинока, она может уйти хоть сию минуту. Руфь, милая моя, надевай шляпку!

— Ну и семейка! — воскликнула дама.— Конечно, он ей брат! Какое может быть сомнение!

— Никакого сомнения, сударыня,— сказал Том,— так же как и в том, что эта молодая девица воспитана вами, а не моей сестрой. Руфь, милая моя, надевай шляпку!

— Когда вы говорите, молодой человек,— высокомерно прервал его владелец латунно- и меднолитейных заводов,— со свойственной вам дерзостью, которой я в дальнейшем не намерен замечать, что эта молодая особа, моя старшая дочь, воспитана не мисс Пинч, а кем-то другим, вы… мне нет надобности продолжать. Вы вполне меня понимаете. Не сомневаюсь, что для вас это не ново.

— Сэр! — воскликнул Том, после того как некоторое время глядел на него в молчании.— Если вы не понимаете, что я хочу сказать, я готов объяснить вам. Но если вы понимаете, я попрошу вас осторожнее выбирать выражения. Я хотел сказать, что ни один человек не может ожидать от своих детей уважения к тому, кого он сам унижает.

— Ха-ха-ха! — расхохотался джентльмен.— Притворство! Обычное притворство!

— Обычная история, сэр! — сказал Том.— Обычная для людей с низкой душой. Разумеется, ваша гувернантка не может завоевать доверие и уважение ваших детей! Но пусть она сначала добьется этого от вас, и посмотрим, что тогда будет.

— Мисс Пинч надевает шляпку, я полагаю? — сказал джентльмен, обращаясь к жене.

— Полагаю, что надевает,— сказал Том, предупреждая ответ.— Не сомневаюсь, что надевает. А тем временем я хочу поговорить с вами, сэр. Вы сообщили мне ваше мнение — вы пожелали видеть меня с этой целью,— и я имею право ответить. Я не кричу и не буйствую,— сказал Том, что было совершенно верно,— хотя вряд ли могу сказать то же о вас, о вашей манере обращаться ко мне. И я бы желал, в интересах моей сестры, установить только правду.

— Вы можете устанавливать все что вам угодно, молодой человек,— возразил джентльмен, притворно зевая.— Дорогая моя, деньги мисс Пинч.

— Если вы мне говорите,— продолжал Том, в каждом слове которого, несмотря на всю его сдержанность, кипело негодование,— если вы мне говорите, что моя сестра неспособна внушить уважение вашим детям, то я должен вам сказать, что это не так и что у нее есть эта способность. Она так же хорошо воспитана, так же хорошо образована, так же наделена от природы способностью внушать уважение, как любой известный вам наниматель гувернанток. Но раз вы обращаетесь с ней хуже, чем с любой горничной в вашем доме, то как же вы не понимаете, если наделены здравым смыслом, что ваши дочери будут с ней обращаться в десять раз хуже?

— Недурно! Честное слово, недурно! — воскликнул джентльмен.

— Это очень дурно, сэр,— сказал Том.— Это очень дурно, и низко, и несправедливо, и жестоко! Уважение! Я полагаю, дети достаточно сообразительны, чтобы подмечать за взрослыми и подражать им; каким образом и с какой стати им уважать того, кого никто не уважает и оскорбляют все? И действительно, как им полюбить науки, когда они видят, до чего успехи в этих самых науках довели их гувернантку! Уважение! Поставьте самого уважаемого человека в такие условия, в какие вы поставили мою сестру, и вы унизите его точно так же, кто бы он ни был.

— Ваши слова чрезвычайно дерзки, молодой человек,— заметил джентльмен.

— Я говорю без злобы, но с величайшим негодованием и презрением ко всем тем, кто ведет себя подобным образом,— сказал Том.— Да как же вы можете, если вы честный человек, выражать неудовольствие или удивляться тому, что ваша дочь назвала мою сестру нищенкой, если вы сами вечно твердите ей то же на сто ладов, ясно и откровенно, хотя и не словами, и если ваши привратник и лакей с той же деликатностью говорят это первому встречному? Что же касается ваших подозрений и недоверия к ней, чуть ли не к каждому ее слову,— если она их заслужила, зачем же вы ее у себя держите? Вы не имеете на это права.

— Не имею права! — воскликнул владелец латунно-и меднолитейных заводов.

— Решительно никакого,— ответил Том.— Если вы воображаете, что уплата определенной суммы в год дает вам это право, вы страшно преувеличиваете ценность и власть денег. Ваши деньги тут самое последнее дело. Вы можете платить их секунда в секунду по часам, и все же оказаться банкротом. Мне нечего больше сказать вам,— заключил Том, сильно разгоряченный и взволнованный,— разве только попросить у вас разрешения подождать в саду, пока сестра будет готова.

И, не дожидаясь разрешения, Том вышел из комнаты.

Он еще не успел сколько-нибудь остыть, как сестра присоединилась к нему. Она плакала, и Том не мог вынести мысли, что кто-нибудь в доме увидит ее слезы.

— Подумают, что тебе жаль уходить отсюда,— сказал Том.— Ведь тебе не жаль?

— Нет, Том, нет! Мне давно уже хотелось уйти.

— Ну и отлично в таком случае! Не плачь! — сказал Том.

— Я так огорчилась за тебя, милый,— сквозь слезы сказала сестра Тома.

— Это вместо того, чтобы радоваться за меня! С тобой я стану вдвое счастливее. Держи голову выше — вот так! Теперь мы уйдем как следует — без шума, но твердо и уверенно.

Мысль, что Том с сестрой могли бы при каких бы то ни было обстоятельствах поднять шум, была совершенной нелепостью. Но Том в своем волнении вовсе этого не чувствовал и вышел из ворот с таким строгим и решительным выражением лица, что привратник едва узнал его.

И только после того как они отошли немного и Том успел до некоторой степени остыть и собраться с мыслями, его окончательно привел в себя вопрос сестры, которая сказала своим приятным, тихим голосом:

— Куда же мы идем с тобой, Том?

— Боже мой! — сказал Том, останавливаясь.— Я не знаю!

— Ведь ты… ведь ты живешь где-нибудь, милый? — спросила Руфь, печально заглядывая ему в лицо.

— Нет,— сказал Том.— Не то чтобы… пока еще не живу. Я только сегодня утром приехал. Нам нужно найти квартиру.