Чарльз Диккенс - Том 7. Лавка древностей

— Продолжайте, сударыни, продолжайте! — сказал Дэниел.— Миссис Квилп, уж вы бы, кстати, пригласили дам отужинать, подали бы им омаров да еще чего-нибудь, что полегче и повкуснее.

— Я… я не звала их к чаю, Квилп,— пролепетала его жена.— Это получилось совершенно случайно.

— Тем лучше, миссис Квилп. Что может быть приятнее таких случайных вечеринок! — продолжал карлик, яростно потирая руки, словно он задался целью скатать из покрывавшей их грязи пули для духового ружья.— Как! Неужели вы уходите, сударыни? Неужели вы уходите?

Его очаровательные противницы только вскинули головки и принялись спешно разыскивать свои чепцы и шали, а словесную перепалку с ним предоставили миссис Джинивин, которая, очутившись в роли поборницы женских прав, сделала слабую попытку постоять за себя.

— А что ж тут такого, Квилп? — огрызнулась она.— Вот возьмут и останутся к ужину, если моя дочь захочет их пригласить!

— Разумеется! — воскликнул Дэниел.— Что ж тут такого — возьмут и останутся!

— Уж будто и поужинать людям нельзя! Что же в этом неприличного или зазорного? — продолжала миссис Джинивин.

— Решительно ничего,— ответил карлик.— Откуда у вас такие мысли? А уж для здоровья как хорошо! Особенно если обойтись без салата из омаров и без креветок, которые, как я слышал, вызывают засорение желудка.

— Вы, разумеется, не захотите, чтобы с вашей женой приключилась такая болезнь или какая-нибудь другая неприятность? — не унималась миссис Джинивин.

— Да ни за какие блага в мире! — воскликнул карлик и ухмыльнулся.— Даже если мне посулят такое благо, как двадцать тещ. А я был бы так счастлив с ними!

— Да, мистер Квилп! Моя дочь приходится вам супругой,— продолжала старушка с язвительным смешком, который должен был подчеркнуть, что карлику полезно лишний раз напомнить об этом обстоятельстве.— Она приходится вам законной супругой!

— Справедливо! Совершенно справедливо! — согласился он.

— И надеюсь, Квилп, она вправе поступать по собственному усмотрению,— продолжала миссис Джинивин, дрожа всем телом не то от гнева, не то от затаенного страха перед своим зловредным зятем.

— Я тоже надеюсь,— ответил он.— Да разве вы сами этого не знаете? Так-таки и не знаете, миссис Джинивин?

— Знаю, Квилп, и она воспользовалась бы своим правом, если бы придерживалась моих взглядов.

— Почему же, голубушка, вы не придерживаетесь взглядов вашей матушки? — сказал карлик, круто поворачиваясь к жене.— Почему, голубушка, вы не берете с нее примера? Ведь она служит украшением своего пола,— ваш батюшка, наверно, не уставал твердить это изо дня в день всю свою жизнь!

— Ее отец был счастливейшим человеком, Квилп, и один стоил двадцати тысяч некоторых других,— сказала миссис Джинивин,— двадцати миллионов тысяч!

— А я его не знал! Какая жалость! — воскликнул карлик.— Но если он был счастливцем, то что же сказать о нем теперь! Вот кому повезло! Зато при жизни он, надо думать, очень мучился?

Старушка открыла рот, но тем дело и ограничилось. Квилп продолжал, так же злобно сверкая глазами и тем же издевательски-вежливым тоном:

— Вам нездоровится, миссис Джинивин. Вы, должно быть, переутомились — болтаете много, я же знаю вашу слабость. В постель ложитесь, в постель! Прошу вас!

— Я лягу, когда сочту нужным, Квилп, и ни минутой раньше.

— Вот сейчас и ложитесь. Будьте так добры, ложитесь!— сказал карлик.

Старушка смерила его гневным взглядом, но отступила и, пятясь все дальше и дальше, очутилась, наконец, за дверью, мгновенно закрытой на щеколду, вместе с гостями, запрудившими всю лестницу.

Оставшись наедине с женой, которая сидела в углу, дрожа воем телом и не поднимая глаз от пола, карлик стал в нескольких шагах от нее, сложил руки на груди и молча уставился ей в лицо.

— Сладость души моей!— воскликнул он, наконец, и громко причмокнул, точно эти слова относились не к жене, а к какому-то лакомству.— Прелестное создание! Очаровательница!

Миссис Квилп всхлипнула, зная по опыту, что комплименты ее милейшего супруга не менее страшны, чем самые яростные угрозы.

— Она… она такое сокровище! — с дьявольской ухмылкой продолжал карлик.— Она бриллиант, рубин, жемчужина! Она золоченый ларчик, усыпанный драгоценными каменьями! Как я люблю ее!

Несчастная женщина затрепетала всем телом и, обратив к нему умоляющий взгляд, тотчас же опустила глаза долу и заплакала.

— Но больше всего,— снова заговорил карлик, приближаясь к жене вприпрыжку, что окончательно придало этому кривоногому уроду сходство с разыгравшимся бесом,— больше всего мне мила в ней кротость характера, безропотная покорность, и то, что у нее такая матушка, которая всюду сует свой нос.

Вложив в эти последние слова всю ту язвительную злобу, на какую был способен только он и больше никто, мистер Квилп широко расставил ноги, уперся руками в колени и начал медленно, медленно нагибаться и, наконец, склонив голову набок, заглянул снизу в опущенные глаза жены.

— Миссис Квилп?

— Да, Квилп.

— Я вам нравлюсь? Ах, если бы мне еще бакенбарды! Был бы я первым красавцем в мире? Впрочем, я хорош и без них! Покоритель женских сердец, да и только! Правда, миссис Квилп?

Миссис Квилп с должным смирением ответила: «Да, Квилп». Словно околдованная, она не сводила испуганного взгляда с карлика, а он корчил ей такие гримасы, какие могут присниться лишь в страшном сне. Эта комедия, затянувшаяся довольно надолго, проходила в полном молчании, и его нарушали только сдавленные крики несчастной женщины, когда карлик неожиданным прыжком заставлял ее в ужасе откидываться на спинку стула.

Но вот Квилп фыркнул.

— Миссис Квилп,— сказал он, наконец.

— Да, Квилп,— покорно отозвалась она.

Вместо того чтобы продолжать, Квилп снова сложил руки на груди и устремил на жену еще более свирепый взгляд, а она, все так же потупившись, смотрела себе под ноги.

— Миссис Квилп.

— Да, Квилп.

— Если вы вздумаете еще хоть раз в жизни слушать вздор, какой несут эти ведьмы, я вас укушу.

Сопроводив для пущей убедительности свою лаконическую угрозу злобным рычанием, мистер Квилп приказал жене убрать со стола и принести ему рому. Когда же этот напиток был поставлен перед ним в объемистой фляге, вероятно извлеченной в свое время из недр какого-нибудь корабельного рундука, он потребовал холодной воды и коробку сигар, незамедлительно получил все это и, усевшись в кресло, откинулся своей огромной головой на его спинку, а ноги задрал на стол.

— Ну-с, миссис Квилп,— сказал он,— мне вдруг припала охота покурить, и я, вероятно, буду дымить всю ночь. Но вы извольте оставаться на своем месте, так как ваши услуги могут потребоваться.