Чарльз Диккенс - Том 7. Лавка древностей

Нелл постаралась скорее лечь спать и наедине с собой дала волю слезам. Но печальная сцена, свидетельницей которой ей пришлось быть, заключала и полезный урок довольства и благодарности — довольства судьбой, даровавшей ей здоровье и свободу, и благодарности за то, что она может служить опорой единственному близкому человеку и другу, может жить и дышать в этом прекрасном мире, когда столько юных существ — юных и полных тех же надежд, что ласкали и ее сердце,— рано встречают смерть на своем пути и сходят в могилу. Сколько таких холмиков зеленело на том старом кладбище, где она гуляла недавно! И хотя Нелл судила об этом по-детски и, может быть, не совсем понимала, как прекрасен и безмятежен удел тех, кто покидает нас в юные годы, не зная горечи потерь (которые убивают стариков по многу раз в течение их долгой жизни), все же она восприняла суровый и простой урок, преподанный ей в тот вечер, и запомнила его надолго.

Маленький школьник снился ей всю ночь — не в гробу, не с закрытыми глазами, а радостный, улыбающийся, среди сонма ангелов. Солнце, метнув свои веселые лучи в каморку, разбудило ее. А теперь им надо было проститься с бедным учителем и снова начать свой странствия.

Когда они собрались в путь, занятия в школе уже шли своим чередом. В полутемном классе стоял гул голосов, быть может более сдержанный, более приглушенный, чем вчера, но лишь на самую малость. Учитель встал из-за стола и проводил их до калитки.

Неуверенной, дрожащей рукой девочка протянула ему деньги, которые леди на скачках дала ей за цветы, и, не в силах вымолвить ни слова благодарности, вспыхнула от смущения, что не может предложить больше. Но учитель не взял их, он поцеловал ее и пошел назад в школу.

Они не сделали и десяти шагов, как учитель снова появился в дверях. Старик, а за ним и девочка вернулись и пожали ему руку.

— Желаю вам удачи и счастья,— сказал он.— Я теперь остаюсь совсем один. Если вы опять придете в наши края, не забудьте эту маленькую деревенскую школу.

— Мы никогда ее не забудем, сэр! — воскликнула Нелл.— Никогда не забудем, как вы были добры к нам!

— Сколько раз мне приходилось слышать такие обещания из детских уст,— с задумчивой улыбкой сказал учитель и покачал головой.— Но они быстро забывались. Был у меня один маленький друг — маленькие друзья надежнее,— а теперь и его нет. Да хранит вас господь!

Старик и девочка простились с ним в последний раз и медленно пошли по улице, оборачиваясь на ходу, пока его еще было видно. Наконец и деревня и дым, поднимавшийся из ее труб, остались далеко позади. Путники прибавили шагу, решив держаться большой дороги и идти туда, куда она приведет их.

Но большие дороги тянутся бесконечно. Если не считать двух-трех деревушек, мимо которых они прошли не останавливаясь, да одинокой харчевни, где им продали хлеба и сыра, дорога так никуда и не привела их за весь день, а конца этому скучному однообразному пути не было видно. Но им не оставалось ничего другого, как идти вперед, и они шагали все медленнее и медленнее, потому что усталость уже одолевала их.

Тихий вечер, пришедший на смену дню, застал путников у перекрестка, где дорога круто сворачивала через большой выгон. Они подошли к краю этого выгона и возле живой изгороди, отделявшей его от полей, неожиданно наткнулись на фургон, который стоял там.

Это был не какой-нибудь облезлый, грязный, запыленный рыдван, а хорошенький домик на колесах с белыми кисейными занавесками, подобранными на окнах фестончиками, и с зелеными ставнями в ярко-красную полоску, что придавало всему этому сооружению чрезвычайно нарядный вид столь удачным сочетанием цветов. И в упряжке у него ходили не какой-нибудь осел или заморенная кляча, а пара сытых лошадок, которые разгуливали сейчас на свободе, пощипывая пыльную траву. Не подумайте также, что это был цыганский фургон, ибо в раскрытых дверях его с блестящим медным молоточком сидела весьма солидная и радующая глаз своими размерами леди в пышном капоре с подрагивающими на нем бантами. А о том, что описываемый нами фургон вовсе не был убогим или нищенским, вы можете судить на основании того, чем эта леди занималась в данную минуту,— занятие же у нее было как нельзя более приятное и освежающее: она пила чай. Чайная посуда, а также довольно подозрительная на вид бутылка и блюдо с окороком стояли на барабане, покрытом белой салфеткой, и эта странствующая леди сидела за своим барабаном, словно за круглым столиком, удобнее которого ничего не могло быть, и, вкушая чай, любовалась открывающимся перед ней видом.

Случилось так, что, когда наши путники приблизились к фургону, хозяйка его поднесла чашку к губам (а чашка эта, под стать ей самой, была весьма солидная и радовала глаз своими размерами), устремила взоры в небеса, упоенная ароматным чаем, может быть сдобренным ложечкой или одной-единой капелькой того, что содержалось в подозрительной бутылке,— впрочем, это только наши домыслы, которые мы отнюдь не собираемся выдавать за достоверный факт,— и, будучи захвачена столь приятными переживаниями, никого и ничего вокруг себя не замечала. Но вот наступила минута, когда дородная леди должна была опустить чашку на барабан и глубоко перевести дух, так как опорожнить такой сосуд стоило немалых усилий. Проделав все это, она вдруг увидела старика и маленькую девочку, которые медленно шли мимо и, не в силах скрыть своего восторга, хоть и застенчиво, но голодными глазами следили за каждым ее движением.

— Эй! — крикнула хозяйка фургона и, собрав с колен крошки, ссыпала их горстью в рот, после чего вытерла губы.— Ну, конечно, так оно и есть. Девочка! Кто получил кубок?

— Какой кубок, сударыня? — спросила Нелл.

— Призовой кубок на скачках, девочка, тот, что разыгрывался на второй день.

— На второй день, сударыня?

— Да, да! На второй день! — нетерпеливо повторила дородная леди.— Тебя вежливо спрашивают, а ты не можешь ответить, кто выиграл кубок!

— Я не знаю, сударыня.

— Не знаешь? — удивилась хозяйка фургона.— Ты же была там! Я сама тебя видела!

Услышав это, Нелл заподозрила дородную леди в тесных сношениях с фирмой «Коротыш и Кодлин» и перепугалась, но то, что последовало дальше, успокоило ее.

— Да, видела, и еще пожалела тебя — зачем ты водишься с Панчем,— продолжала дородная леди,— с этим низкопробным площадным шутом, на которого и смотреть-то совестно.

— Я попала туда случайно,— ответила девочка.— Мы не знали дороги, а эти кукольники были так добры, что взяли нас с собой. Вы… вы с ними знакомы, сударыня?

— Я? — пронзительно взвизгнула хозяйка фургона.— Знакома с ними! Впрочем, что с тебя спрашивать, ты еще совсем дитя и не разбираешься в таких вопросах. Посмотри на меня, девочка! Разве мне пристало знаться с Панчем? Посмотри на мой фургон! Разве ему пристало знаться с Панчем?