Чарльз Диккенс - Том 2. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы I — XXX)

Мистер Пиквик, не медля ни секунды, забрался в постель. Сэм Уэллер развел яркий огонь в камине и подал ему обед; позднее принесли чашу пунша и устроили грандиозную пирушку по случаю его спасения. Старик Уордль слышать не хотел о том, чтобы он встал, поэтому кровать превратили в председательское кресло, и мистер Пиквик председательствовал. Потребовали вторую и третью чашу. И когда мистер Пиквик проснулся на следующее утро, у него не наблюдалось ни малейших симптомов ревматизма — факт, доказывающий, как заметил весьма справедливо мистер Боб Сойер, что в таких случаях нет ничего лучше горячего пунша, а если иной раз горячий пунш оказывается недействительным, это объясняется только тем, что пациент допустил грубую ошибку, выпив слишком мало.

Веселое общество разъехалось на следующее утро. Разъезжаться по домам — восхитительно в наши школьные годы, но в последующей жизни расставания бывают довольно мучительны. Смерть, эгоистические поступки, перемена фортуны ежедневно разбивают много счастливых компаний и разбрасывают их по свету; и мальчики и девочки не возвращаются назад. Мы не хотим сказать, что именно так произошло в данном случае. Нам желательно только уведомить читателя, что гости отправились восвояси, что мистер Пиквик и его друзья снова заняли места на крыше магльтонской кареты и что Арабелла Эллен уехала к месту своего назначения, где бы оно ни находилось,— мы смеем думать, что мистер Уинкль знал, где оно находится, но признаемся, что мы этого не знаем,— под охраной и присмотром своего брата Бенджемина и его весьма близкого и закадычного друга, мистера Боба Сойера.

При расставании этот последний джентльмен и мистер Бенджемин Эллен с таинственным видом отвели мистера Пиквика в сторонку, и мистер Боб Сойер, ткнув указательным пальцем между ребер мистера Пиквика и тем самым проявив свою природную шутливость и в то же время знание анатомии человеческого тела, осведомился:

— Послушайте, старина, где вы угнездились?

Мистер Пиквик отвечал, что в настоящее время он прогнивает в гостинице «Джордж и Ястреб».

— Я хочу, чтобы вы ко мне заглянули,— сказал Боб Сойер.

— Ничто не может мне доставить большего удовольствия,— ответил мистер Пиквик.

— Вот моя квартира,— сказал мистер Боб Сойер, доставая визитную карточку,— Лент-стрит, Боро; это, знаете ли, для меня удобно, близко от Гайя [101]. Когда вы пройдете мимо церкви Сент Джорджа, сверните с Хай-стрит направо, первая улица.

— Я найду,— отозвался мистер Пиквик.

— Приходите в четверг вечером через две недели и приводите своих приятелей,— сказал мистер Боб Сойер.— У меня соберется несколько товарищей медиков.

Мистер Пиквик заявил, что ему доставит удовольствие встреча с медиками, и, после того как мистер Боб Сойер уведомил его, что он намерен очень приятно провести время и что его друг Бен тоже придет, они пожали друг другу руки и расстались.

Мы чувствуем, что в этом месте нам могут задать вопрос, нашептывал ли что-нибудь мистер Уинкль Арабелле Эллен во время этого краткого разговора, и если да, то что он сказал, и далее, беседовал ли мистер Снодграсс конфиденциально с Эмили Уордль, и если да, то что сказал он. На это мы отвечаем, что, о чем бы они ни говорили с леди, они ровно ничего не сказали мистеру Пиквику или мистеру Тапмену на протяжении двадцати восьми миль и что они часто вздыхали, отказывались от эля и бренди и вид у них был мрачный. Если наши наблюдательные читательницы могут вывести какие-либо заключения из этих фактов, мы просим их сделать эти выводы во что бы то ни стало.

Предисловие написано Диккенсом к так называемому «дешевому» изданию Посмертных Записок Пиквикского Клуба, 1847 года. ( Прим. ред .)

Р. Сеймур сделал только семь гравюр, две гравюры — Р. У. Басс (которые не переиздавались), остальные — «Физ» (X. Н. Браун). ( Прим. переводчика .)

«Пуритане» — роман В. Скотта «Old Mortality», изданный в 1816 году; исторический фон романа — события 1685 года в Шотландии.

Экстер Холл — большой лондонский зал, предназначенный для устройства политических, религиозных и т. п. собраний. Здание построено в 1831 году; Эбенезер Чепл — один из молитвенных домов, принадлежащих какой-нибудь из многочисленных протестантских сект.

Эсквайр — звание, которое в эпоху феодализма получали оруженосцы рыцарей; с течением времени оно было присвоено чиновникам, занимающим должности, связанные с доверием правительства (например, мировым судьям, адвокатам, имеющим право выступать в Суде Королевской Скамьи, и др.), но в эпоху Диккенса это значение было уже утрачено и в обиходе присваивалось состоятельным буржуа; в настоящее время вышло из обихода.

Вице-президент, член Пиквикского клуба.

Президент, член Пиквикского клуба.

Хорнси, Хайгет, Брикстон, Кемберуэл — окрестности Лондона; первые два — к северу, вторые — к югу; в настоящее время вошли в черту города.

Похвала людей для него — угроза поджога… — Диккенс прибегает к исторической идиоме «Суинг», означающей «угроза»; этим вымышленным именем «капитан Суинг» в Англии нередко подписывались письма с угрозой поджога имений; письма рассылались помещикам от имени сельскохозяйственных рабочих во время аграрных волнений. Эта идиома — пример анахронизма в романе, так как протокол Пиквикского клуба помечен 1827 годом, а «суинговские» письма относятся к более позднему времени — к началу 30-х годов.

Пассажирские кареты — В эпоху Диккенса междугородные пассажирские кареты вмещали четыре «внутренних» пассажира и, если багажа было мало, десять-двенадцать «наружных» на плоской крыше; один из них мог сидеть впереди на козлах, рядом с кучером, и другой — позади, с кондуктором.

Уотермен — специальный слуга на стоянке пассажирских и почтовых карет; на его обязанности — поить лошадей («уотер» — вода) и следить за очередностью посадки пассажиров; наименование пришлось сохранить, ибо у нас в прошлом на почтовых станциях не было слуг с таким кругом обязанностей.

Боб — шиллинг на лондонском диалекте.

Пентонвилл — лондонский пригород, в который вливалась Госуэлл-стрит, где жил мистер Пиквик.

Шпион — так лондонские горожане называют полицейского осведомителя.

Грог — ром, разбавленный наполовину водой; происхождение этого наименования относится к середине XVIII века, когда адмирал Вернон отдал приказ выдавать матросам разбавленный ром. Верхней одеждой Вернона обычно служил грубый шерстяной плащ (грогрэм); моряки прозвали Вернона «Старый грог» и перенесли эту кличку на напиток.