Чарльз Диккенс - Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII)

После этой прелюдии мистер Пиквик вручил потрясенному мистеру Уинклю-старшему покаянное письмо на превосходнейшей веленевой бумаге — четыре страницы, исписанные мелким почерком. Затем, снова усевшись на стул, он стал следить за выражением лица мистера Уинкля,— по правде говоря, с некоторой тревогой, но в то же время с чистой совестью сознавая, что ему не в чем себя винить или упрекать.

Пожилой владелец пристани повертел письмо в руках, посмотрел на него спереди, сзади и сбоку, тщательно исследовал пухлого мальчугана на печати, бросил взгляд на мистера Пиквика, а затем, взобравшись на высокий табурет и придвинув к себе лампу, сломал печать, развернул послание и, приблизив его к лампе, приготовился читать.

Как раз в этот момент мистер Боб Сойер, чей острый ум был в течение нескольких минут погружен в спячку, состроил гримасу, подражая покойному мистеру Гримальди [59]в роли клоуна, как он изображен на портрете. Случилось так, что мистер Уинкль-старший, который, вопреки предположениям мистера Боба Сойера, еще не успел погрузиться в чтение, посмотрел поверх письма не на кого иного, как на самого мистера Боба Сойера. Справедливо заключив, что вышеупомянутая гримаса адресована ему с целью высмеять его собственную особу, он устремил строгий взгляд на Боба, а на лице покойного мистера Гримальди появилось весьма приятное выражение робости и замешательства.

— Вы что-то сказали, сэр? — осведомился мистер Уинкль-старший, нарушая зловещее молчание.

— Нет, сэр,— отвечал Боб, в котором ничего не осталось от клоуна, кроме чрезвычайно яркого румянца на щеках.

— Вы в этом уверены, сэр? — допытывался мистер Уинкль-старший.

— Ах, боже мой, конечно, сэр, совершенно уверен! — отвечал Боб.

— Мне послышалось, будто вы что-то сказали, сэр,— негодующим тоном продолжал старый джентльмен.— Быть может, вы смотрели на меня, сэр?

— О нет, сэр, и не думал смотреть,— весьма учтиво отвечал Боб.

— Очень рад это слышать, сэр,— сказал мистер Уинкль-старший.

Величественно бросив хмурый взгляд на посрамленного Боба, старый джентльмен снова поднес письмо к свету и на этот раз действительно начал читать.

Мистер Пиквик внимательно следил за ним, когда он переводил взгляд с последней строки первой страницы на верхнюю строку второй, с последней строки второй на верхнюю третьей и с последней строки третьей на верхнюю четвертой, но по его неподвижному лицу нельзя было угадать, как он принял сообщение о женитьбе сына, хотя мистеру Пиквику было известно, что оно заключалось в первых же нескольких строках.

Он прочел письмо до конца, сложил его со всей заботливостью и аккуратностью, свойственной деловому человеку; и как раз в тот момент, когда мистер Пиквик ждал сильного выражения чувств, обмакнул перо в чернила и сказал с таким спокойствием, словно обсуждал самый простой бухгалтерский вопрос:

— Вы знаете адрес Натэниела, мистер Пиквик?

— В настоящее время — гостиница «Джордж и Ястреб»,— ответил сей джентльмен.

— «Джордж и Ястреб». Где это?

— Джордж-ярд, Ломберд-стрит.

— В Сити?

— Да.

Старый джентльмен старательно записал адрес на обратной стороне письма, затем спрятал письмо в конторку, запер на ключ, встал с табурета и сказал, пряча в карман связку ключей:

— Полагаю, больше нам обсуждать нечего, сэр?

— Нечего, дорогой сэр? — с удивлением и негодованием воскликнул сей мягкосердечный человек.— Нечего? Неужели вы не выскажете своего мнения о столь знаменательном событии в жизни нашего молодого друга? Неужели не поручите мне заверить его от вашего имени в вашей неизменной любви к нему и заботливом отношении? Неужели не скажете ничего, что могло бы воодушевить и успокоить и его и пребывающую в волнении молодую женщину, которая ищет у него утешения и поддержки? Подумайте, мой дорогой сэр!

— Я подумаю,— ответил старый джентльмен.— В данный момент я ничего сказать не могу. Мистер Пиквик, я — человек деловой. Ни за какие дела я не принимаюсь второпях, а что касается этого дела, то мне оно отнюдь не нравится. Тысяча фунтов — небольшая сумма, мистер Пиквик.

— Вы совершенно правы, сэр,— вмешался Бен Эллен, сквозь сон припоминая, что свою тысячу он спустил без малейших затруднений.— Вот умный человек! Боб, это очень смышленый малый.

— Очень рад, что именно вы отдаете мне должное, сэр,— сказал мистер Уинкль-старший, презрительно взглянув на мистера Бена Эллена, который глубокомысленно покачивал головой.— Мистер Пиквик, дело вот в чем: разрешив моему сыну год побродяжничать, повидать белый свет (что он и сделал под вашим руководством), чтобы в жизнь он вступил не беспомощным школьником, я отнюдь не ждал таких результатов. Ему это очень хорошо известно, и если я лишу его теперь своей поддержки, у него нет никаких оснований удивляться. Я его извещу, мистер Пиквик. Спокойной ночи, сэр. Маргарет, откройте дверь.

Тем временем Боб Сойер подталкивал мистера Бена Эллена, понукая его сказать что-нибудь в защиту, и Бен без всяких предупреждений разразился краткой, но сильной речью.

— Сэр! — сказал мистер Бен Эллен, глядя на старого джентльмена очень тусклыми и томными глазами и энергически размахивая правой рукой.— Вы… вы бы постыдились самого себя.

— Как брат молодой леди, вы несомненно являетесь судьей в этом деле,— отрезал мистер Уинкль-старший.— Довольно! Пожалуйста, ни слова больше, мистер Пиквик. Спокойной ночи, джентльмены.

С этими словами старик взял свечу и, открыв дверь, вежливо указал по направлению к выходу.

— Вы пожалеете об этом, сэр,— произнес мистер Пиквик, стискивая зубы, чтобы сдержать раздражение, ибо понимал, насколько важными могут оказаться последствия этого раздражения для его молодого друга.

— В настоящий момент я придерживаюсь другого мнения,— спокойно отозвался мистер Уинкль-старший.— Джентльмены, позвольте еще раз пожелать вам спокойной ночи.

Мистер Пиквик в гневе вышел на улицу. Мистер Боб Сойер, совершенно обескураженный решительными мерами старого джентльмена, последовал его примеру. Немедленно вслед за этим шляпа мистера Бена Эллена скатилась по ступенькам лестницы, а ее примеру последовал и сам мистер Бен Эллен. По дороге все трое молчали и, не поужинав, улеглись в постель. Засыпая, мистер Пиквик размышлял о том, что, знай он, какой кремень мистер Уинкль-старший, вряд ли он рискнул бы отправиться к нему с таким поручением.

Утро, приветствовавшее мистера Пиквика ровно в восемь часов, отнюдь не могло улучшить его расположение духа или развеять уныние, вызванное непредвиденными результатами его миссии. Небо было темное и хмурое, воздух сырой и холодный, улицы мокрые и грязные. Дым лениво стлался над трубами, словно у него не хватало мужества подняться, а дождь моросил медленно и вяло, точно ему лень было лить по-настоящему. Бойцовый петух во дворе, утратив последние проблески привычного оживления, мрачно балансировал на одной ноге; осел, покурив голову, хандрил под навесом и, судя по его задумчивому и жалкому виду, размышлял о самоубийстве. На улице ничего не видно было, кроме зонтов, и ничего не слышно, кроме стука патен и журчания дождя.