Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба В 2-х томах.

Несмотря на весьма удовлетворительный характер всех этих приготовлений, темное облако омрачало физиономию мистера Боба Сойера, сидевшего у камина. Лицо мистера Бена Эллена, пристально смотревшего на угли, выражало сожаление, и в его голосе звучали меланхолические ноты, когда он после долгого молчания произнес:

— Да, действительно, какая неудача, что ей взбрело в голову скиснуть как раз в такой день! Могла бы подождать по крайней мере до завтра.

— Это ее зловредная натура, зловредная натура! — с жаром отозвался мистер Боб Сойер. — Она говорит, что если у меня есть деньги на вечеринку, значит они должны у меня быть и на уплату по ее проклятому «счетику».

— А много там набежало? — осведомился мистер Бен Эллен.

Кстати сказать, счет — самый необыкновенный локомотив, какой был изобретен человеческим гением. Он не переставая бежит в течение самой долгой человеческой жизни, никогда не останавливаясь по собственному почину.

— Месяца четыре всего-навсего, — ответил мистер Боб Сойер.

Бен Эллен безнадежно закашлялся и устремил испытующий взгляд на верхние прутья камина.

— Будет чертовски неприятно, если ей взбредет в голову расшуметься, когда все соберутся, не правда ли? — сказал, наконец, мистер Бен Эллен.

— Ужасно, — отозвался Боб Сойер, — ужасно!

Послышался тихий стук в дверь. Мистер Боб Сойер выразительно посмотрел на друга и попросил стучавшего войти; вслед за тем грязная, неряшливо одетая девушка в черных бумажных чулках, которую можно было принять за нелюбимую дочь престарелого мусорщика, находящегося в бедственном положении, просунула голову в дверь и сказала:

— С вашего позволения, мистер Сойер, миссис Редль хочет поговорить с вами.

Не успел Боб Сойер дать какой-нибудь ответ, как девушка вдруг исчезла, словно кто-то сильно дернул ее сзади. Едва совершилось это таинственное исчезновение, как раздался снова стук в дверь — резкий, отчетливый стук, казалось, говоривший: «Я здесь, и я войду».

Мистер Боб Сойер бросил на своего друга взгляд, выражавший смертельный страх, и крикнул:

— Войдите!

В разрешении не было никакой необходимости, ибо, раньше чем мистер Боб Сойер произнес это слово, в комнату ворвалась маленькая свирепая женщина, дрожащая от негодования и бледная от бешенства.

— Ну-с, мистер Сойер, — сказала маленькая свирепая женщина, стараясь казаться очень спокойной, — если вы будете так добры и уплатите мне по этому счетику, я буду вам благодарна, потому что я должна платить сегодня за квартиру, и хозяин ждет сейчас внизу.

Маленькая женщина потерла руки и пристально посмотрела поверх головы Боба Сойера на стену за его спиной.

— Мне очень жаль, что я причиняю вам беспокойство, миссис Редль, — почтительно начал Боб Сойер, — но…

— О, тут нет никакого беспокойства, — отозвалась маленькая женщина, пронзительно захихикав. — Особой нужды в этих деньгах у меня не было до сегодняшнего дня. Во всяком случае, пока мне не нужно было платить их домохозяину, все равно, у кого они были — у вас или у меня. Вы обещали мне, мистер Сойер, заплатить сегодня, и все джентльмены, которые здесь жили, всегда держали свое слово, как и полагается, конечно, всякому, кто называет себя джентльменом.

Миссис Редль качнула головой, закусила губы, крепче потерла руки и воззрилась на стену еще пристальнее. Было совершенно ясно, как выразился впоследствии мистер Боб Сойер, в стиле восточной аллегории, что она «разводила пары».

— Я очень сожалею, миссис Редль, — начал Боб Сойер с крайним смирением, — но факт тот, что сегодня в Сити я обманулся в своих надеждах!

Замечательное место это Сити. Поразительное количество людей всегда обманывается там в своих надеждах.

— Пусть так, мистер Сойер, — сказала миссис Редль, прочно укрепляясь на пурпурной цветной капусте кидерминстерского ковра [106], — а мне какое до этого дело, сэр?

— Я… я… не сомневаюсь, миссис Редль, — сказал Боб Сойер, увиливая от последнего вопроса, — что в начале будущей недели нам удастся уладить все наши счеты и в дальнейшем завести другой порядок.

Этого-то и добивалась миссис Редль. Она ворвалась в апартаменты злополучного Боба Сойера с таким страстным желанием устроить сцену, что, по всей вероятности, была бы разочарована в случае уплаты денег. Она была прекрасно подготовлена к такого рода маленькому развлечению, ибо только что обменялась в кухне несколькими предварительными любезностями с мистером Редлем.

— Вы полагаете, мистер Сойер, — сказала миссис Редль, повышая голос в назидание соседям, — вы полагаете, что я буду по-прежнему держать в своей квартире человека, который и не помышляет платить за комнату, не платит даже за свежее масло и колотый сахар к завтраку и даже за молоко, которое подвозят к дверям? Вы полагаете, что работящей и трудолюбивой женщине, которая живет на этой улице вот уже двадцать лет (десять лет в доме напротив и девять лет и девять месяцев в этом самом доме), только и дела, что работать до изнеможения на шайку ленивых бездельников, которые вечно курят, и пьют, и шляются, вместо того чтобы приняться за какую-нибудь работу и оплатить счета? Вы полагаете…

— Милая моя! — начал мистер Бенджемин Эллен умиротворяющим тоном.

— Будьте добры, оставьте свои замечания при себе, сэр, прошу вас, — сказала миссис Редль, вдруг обрывая стремительный поток слов и обращаясь с внушительной важностью и медлительностью к посреднику. — Я не уверена, сэр, что вы имеете право вмешиваться в разговор. Мне кажется, я сдаю эти комнаты не вам, сэр.

— Правильно. Не мне, — сказал мистер Бенджемин Эллен.

— Очень хорошо, сэр! — ответствовала миссис Редль с высокомерной вежливостью. — Тогда, сэр, вы, может быть, ограничитесь тем, что будете ломать руки и ноги бедным людям в больницах, и придержите свой язык, иначе здесь найдется кто-нибудь, кто заставит вас это сделать, сэр!

— Но вы такая непонятливая женщина, — увещевал мистер Бенджемин Эллен.

— Прошу прощения, молодой человек! — сказала миссис Редль, от злости покрываясь холодным потом. — Не будете ли вы столь добры назвать меня так еще раз?

— Я употребил это выражение совсем не в обидном смысле, сударыня, — отозвался мистер Бенджемин Эллен, начиная опасаться уже за себя.

— Прошу прощения, молодой человек, — повторила миссис Редль еще громче и еще повелительнее, — но кого вы назвали женщиной? Вы обратились с этим замечанием ко мне, сэр?

— Господи помилуй! — воскликнул мистер Бенджемин Эллен.

— Я вас спрашиваю, сэр: это выражение относилось ко мне? — с бешенством прервала миссис Редль, распахивая дверь настежь.

— Ну да, конечно, — ответил мистер Бенджемин Эллен.

— Да, конечно! — подхватила миссис Редль, постепенно пятясь к двери и повышая голос до крайнего предела специально для мистера Редля, находившегося в кухне. — Да, конечно. И все знают, что меня можно оскорблять безнаказанно в моем собственном доме, а мой муж дрыхнет внизу, а на меня обращает внимания не больше, чем на бездомную собаку. Как он не постыдится самого себя! (Тут миссис Редль всхлипнула.) Он допускает, чтобы его жену обижала шайка молодцов, которые режут и кромсают тела живых людей и позорят мой дом (снова всхлипывание), а он оставляет ее беззащитной лицом к лицу с обидчиками! Низкий, трусливый, жалкий негодяй, который боится подняться наверх и расправиться с грубиянами!.. Боится… боится подняться!