Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба В 2-х томах.

— Послушайте, — сказал мистер Пиквик, чей мимолетный гнев не мог устоять перед непоколебимым самообладанием Боба, — прошу вас, бросьте эти глупости.

— Ладно! — согласился Боб, обменявшись шляпами с мистером Уэллером. — Мне бы это и в голову не пришло, но я так оживился от езды, что ничего не мог поделать.

— Подумайте, на что это похоже, — увещевал его мистер Пиквик. — Позаботьтесь о приличиях.

— Согласен! — отвечал Боб. — Это ни на что не похоже. Конец делу, командир!

Успокоенный такими уверениями, мистер Пиквик снова спрятал голову в карету и поднял раму; но едва он возобновил разговор, прерванный мистером Бобом Сойером, как с некоторым испугом заметил какой-то маленький продолговатый темный предмет, появившийся за одном и нетерпеливо в него постукивавший, словно он добивался, чтобы его впустили.

— Что это такое? — воскликнул мистер Пиквик.

— Похоже на фляжку, — заметил Бен Эллен, с любопытством разглядывая упомянутый предмет сквозь очки. — Кажется, это фляжка Боба.

Догадка была совершенно правильная. Мистер Боб Сойер, привязав фляжку к концу трости, барабанил ею в окно, выражая желание, чтобы его друзья в карете отведали ее содержимое в добром согласии.

— Что же нам делать? — осведомился мистер Пиквик, посматривая на фляжку. — Эта выходка еще глупее прежних.

— Пожалуй, лучше всего взять фляжку в карету, — ответил мистер Бен Эллен. — Поделом ему, если мы ее возьмем и оставим здесь, не правда ли?

— Пожалуй, — согласился мистер Пиквик. — Взять?

— Мне кажется, это наилучший выход, — сказал Бен.

Так как этот совет вполне совпадал с точкой зрения самого мистера Пиквика, он осторожно опустил раму и отвязал фляжку от трости, после чего трость исчезла и послышался громкий смех мистера Боба Сойера.

— Какой веселый малый! — сказал мистер Пиквик, с фляжкой в руке оглядываясь на своего спутника.

— О да! — согласился мистер Эллен.

— Совершенно немыслимо сердиться на него, — заметил мистер Пиквик.

— Об этом и речи быть не может, — отвечал Бенджемин Эллен.

Пока происходил этот краткий диалог, мистер Пиквик по рассеянности откупорил фляжку.

— Что это? — равнодушно осведомился Бен Эллен.

— Не знаю, — столь же равнодушно отозвался мистер Пиквик. — Пахнет как будто молочным пуншем.

— Вот как? — сказал Бен.

— Мне так кажется, — отвечал мистер Пиквик, остерегаясь уклониться от истины. — Конечно, не отведав напитка, я не берусь его определить.

— А вы бы отведали, — посоветовал Бен. — Не мешает знать, что это такое.

— Вы думаете? — отозвался мистер Пиквик. — Ну что ж, если вам любопытно это знать, конечно я не возражаю.

Мистер Пиквик, всегда готовый жертвовать своими интересами ради друзей, тотчас же отведал напитка.

— Что это? — полюбопытствовал Бен Эллен, нетерпеливо отвлекая его от такого занятия.

— Странно! — причмокивая, сказал мистер Пиквик. — Я еще не могу определить. О да! — присовокупил он после второй пробы. — Это пунш.

Мистер Бен Эллен посмотрел на мистера Пиквика, мистер Пиквик посмотрел на мистера Бена Эллена; мистер Бей Эллен улыбнулся, мистер Пиквик был серьезен.

— Поделом ему будет, — с некоторой суровостью начал сей джентльмен, — поделом ему будет, если мы выпьем все до последней капли.

— То же самое и я подумал! — подхватил Бен Эллен.

— Неужели? — сказал мистер Пиквик. — В таком случае за его здоровье.

С этими словами сей превосходный джентльмен энергически хлебнул из фляжки и передал ее Бену Эллену, который не замедлил последовать его примеру. Теперь оба улыбались, и с молочным пуншем постепенно было покончено.

— В конце концов, — заметил мистер Пиквик, допив последние капли, — его проделки очень забавны. О да, очень смешны!

— Ну, еще бы! — согласился мистер Бей Эллен.

В доказательство того, что Боб Сойер был одним из уморительнейших ребят, он начал развлекать мистера Пиквика длинным и обстоятельным рассказом о том, как этот джентльмен однажды допился до белой горячки и ему пришлось обрить голову. Это приятное и занимательное повествование было прервано, когда карета остановилась перед гостиницей «Колокол» на Берклиевской пустоши для смены лошадей.

— Послушайте, мы здесь пообедаем? — осведомился Боб, заглядывая в окно.

— Пообедаем? — удивился мистер Пиквик. — Да ведь мы проехали только двенадцать миль, а нам остается еще восемьдесят семь с половиной.

— Вот потому-то мы и должны закусить перед утомительным путешествием, — доказывал мистер Боб Сойер.

— Мыслимое ли дело — обедать в половине двенадцатого? — возразил мистер Пиквик, взглянув на часы.

— Вы правы, — согласился Боб, — самое подходящее время для завтрака. Эй вы, сэр! Завтрак на троих, немедленно, а экипаж подождет четверть часа. Распорядитесь, чтобы подали все холодные закуски, какие тут есть, несколько бутылок эля и лучшей мадеры.

Поспешно, но с превеликой важностью отдав этот приказ, мистер Боб Сойер тотчас же устремился в дом, дабы надзирать за приготовлениями. Пяти минут не прошло, как он уже вернулся и объявил, что все идет прекрасно.

Завтрак вполне оправдал похвалу, высказанную Бобом, и не только этот последний, но и мистер Бей Эллен с мистером Пиквиком отдали ему должное. При благосклонном участии всех троих эль и мадера быстро исчезли; а когда лошади были поданы и путешественники заняли свои места, предварительно наполним фляжку наилучшим суррогатом молочного пунша, какой только можно было получить за такое короткое время, клорнет-пистон звучал, и красный флаг развевался, не вызывая ни малейшего протеста со стороны мистера Пиквика.

В гостинице «Хмелевая Жердь» в Тьюксбери они остановились пообедать. По этому случаю было выпито еще некоторое количество эля, еще некоторое количество мадеры и вдобавок некоторое количество портвейна, а фляжку наполнили в четвертый раз. От совместного действия этих возбудителей мистер Пиквик и мистер Бен Эллен спали крепким сном на протяжении тридцати миль, а Боб и мистер Уэллер распевали на запятках дуэты. Было совсем темно, когда мистер Пиквик очнулся и выглянул из окна.

Разбросанные вдоль дороги коттеджи, грязноватая окраска всех предметов, тяжелый воздух, тропинки, усыпанные золой и кирпичной пылью, багровое зарево доменных печей вдали, густые клубы дыма, медленно выползавшие из высоких труб и заволакивавшие окрестность, отблеск далеких огней, громоздкие возы, тащившиеся по дороге и нагруженные звенящими железными прутьями или тяжелыми тюками, — все указывало на быстрое приближение к большому фабричному городу, Бирмингему.

Когда они с грохотом проезжали по узким улицам, ведущим к деловому центру, шум и суета, вызванные напряженной работой, становились все назойливее. Улицы были запружены рабочим людом. Гул, сопровождавший работу, вырывался из каждого дома, в верхних этажах все окна были освещены, а от шума колес и стука машин дрожали стены. Огни печей — их багровый отблеск был виден за много миль — ярко пылали в больших мастерских и на фабриках. Удары молота, свист пара, глухой, тяжелый грохот машин казались варварской музыкой, доносившейся из всех кварталов.