Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба В 2-х томах.

— Я никогда не держал пари на полдюжины, — возразил молодой джентльмен. — Согласны на дюжину?

— Идет, Симери! — воскликнул Уилкинс Флешер, эсквайр.

— Первого сорта, — заметил тот.

— Разумеется, — отвечал Уилкинс Флешер, эсквайр.

Уилкинс Флешер, эсквайр, занес пари в записную книжечку золотым карандашиком, а другой джентльмен записал его в другую книжечку другим золотым карандашиком.

— Сегодня утром была заметка о Бофере, — сообщил мистер Симери. — Бедняга, его выгоняют из дому!

— Держу пари на десять гиней против пяти, что он перережет себе горло, — сказал Уилкинс Флешер, эсквайр.

— Идет, — отвечал мистер Симери.

— Постойте. Я вношу оговорку, — задумчиво произнес Уилкинс Флешер, эсквайр. — Пожалуй, он может повеситься.

— Отлично, — отозвался мистер Симери, снова вынимая золотой карандаш. — Я не возражаю. Скажем — покончит с собой.

— Лишит себя жизни, — сказал Уилкинс Флешер, эсквайр.

— Вот именно, — подтвердил мистер Симери, записывая пари.

— «Флешер, десять гиней против пяти, что Бофер лишит себя жизни». Какой мы назначим срок?

— Две недели, — предложил Уилкинс Флешер, эсквайр.

— К черту! Не согласен, — возразил мистер Симери, отрываясь на секунду, чтобы убить муху. — Назначим неделю.

— Возьмем среднее, — сказал Уилкинс Флешер, эсквайр. — Пусть будет десять дней.

— Ладно, десять дней, — согласился мистер Симери.

И в книжечках было записано, что Бофер должен лишить себя жизни в течение десяти дней, в противном случае Уилкинс Флешер, эсквайр, должен уплатить Френку Симери, эсквайру, десять гиней, а если Бофер покончит с собой в указанный срок, Френк Симери, эсквайр, должен уплатить Уилкинсу Флешеру, эсквайру, пять гиней.

— Мне очень жаль, что он обанкротился, — сказал Уилкинс Флешер, эсквайр. — Чудесные он давал обеды!

— И портвейн у него был превосходный, — заметил мистер Симери. — Мы посылаем завтра дворецкого на аукцион, пусть купит несколько бутылок шестьдесят четвертого.

— Черт возьми, как бы не так! — воскликнул Уилкинс Флешер, эсквайр. — Я тоже посылаю человека. Держу пари на пять гиней, что мой перебьет цену вашему.

— Идет.

Новая запись была занесена золотыми карандашами в книжечки, и мистер Симери, истребив к тому времени всех мух и заключив все мыслимые пари, отправился на биржу посмотреть, что там делается.

Уилкинс Флешер, эсквайр, соблаговолил, наконец, выслушать инструкции мистера Соломона Пелла и, заполнив несколько бланков, предложил всей компании отправиться вместе с ним в банк, что и было исполнено. Мистер Уэллер и его трое друзей взирали с безграничным изумлением на все, что попадалось им на пути, тогда как Сэм относился ко всему происходившему с невозмутимым хладнокровием.

Пройдя через двор, где было шумно и людно, и миновав двух привратников, одетых, казалось, под стать красному пожарному насосу в конце двора, они вошли в контору, где предстояло закончить дело, и здесь Пелл и мистер Флешер покинули их на несколько секунд, а сами поднялись наверх в отдел завещаний.

— Это что за место? — прошептал пятнистый джентльмен, обращаясь к мистеру Уэллеру-старшему.

— Контора юрисконсолей, — шепотом ответил душеприказчик.

— А что это за джентльмены, которые сидят за прилавками? — спросил кучер хриплым голосом.

— Должно быть, консоли, которые пониже, — отвечал мистер Уэллер. — Сэмивел, это консоли чином пониже?

— Неужели вы думаете, что пониженные консоли — живые люди? — с презрением осведомился Сэм.

— А я почем знаю! — возразил мистер Уэллер. — Я думал, что они такими и должны быть. Ну, а кто же эти люди?

— Клерки, — отвечал Сэм.

— Почему они все едят сандвичи с ветчиной? — спросил его отец.

— Должно быть, это входит в их обязанности, — ответил Сэм. — Такая, знаете ли, у них здесь система. Они только это и делают весь день.

Мистер Уэллер и его друзья едва успели обдумать это своеобразное правило, связанное с финансовой системой страны, как к ним уже присоединились Пелл и Уилкинс Флешер, эсквайр, и повели их к той части прилавка, над которой висела круглая черная доска с большой буквой «У».

— А это что значит, сэр? — осведомился мистер Уэллер, привлекая внимание Пелла к вышеупомянутой мишени.

— Первая буква фамилии покойной, — пояснил Пелл.

— Послушайте, — сказал мистер Уэллер, обращаясь к третейским судьям, — тут что-то неладно. Ведь наша буква — «В»! Э, нет! Это не пройдет!

Третейские судьи тотчас же и решительно высказались в том смысле, что дело не может быть законно проведено под буквой «У», и, по всей вероятности, произошла бы заминка еще на один день, если бы не стремительное, хотя на первый взгляд и непочтительное вмешательство Сэма, который, схватив отца за фалду сюртука, подтащил его к прилавку и удерживал здесь до тех пор, пока тот не скрепил своей подписью двух-трех документов, а так как мистер Уэллер имел обыкновение писать печатными буквами, то на это потребовалось столько усилий и времени, что дежурный клерк успел очистить и съесть три рибстонских ранета.

Так как мистер Уэллер-старший настаивал на том, чтобы немедленно продать свою часть, то из банка они отправились к воротам биржи, и Уилкинс Флешер, эсквайр, ненадолго удалившись, вернулся с чеком на пятьсот тридцать фунтов на Смита, Пейна и Смита; эта сумма причиталась мистеру Уэллеру по курсу дня за помещенные в акции сбережения миссис Уэллер-второй. Двести фунтов Сэма были положены на его имя, а Уилкинс Флешер, эсквайр, получив комиссионные, небрежно положил деньги в карман и вернулся в свою контору.

Сначала мистер Уэллер упрямо не хотел брать по чеку ничего, кроме соверенов, но когда третейские судьи доказали ему, что придется раскошелиться на покупку мешка, чтобы донести деньги до дому, он согласился получить пятифунтовыми билетами.

— У моего сына, — начал мистер Уэллер, когда они вышли из банка, — у моего сына и у меня остается на сегодня одно важное дело, и я бы хотел поскорее покончить с ним, а потому пойдемте прямехонько в такое место, где можно свести все счеты.

Вскоре они отыскали тихую комнату, и счета были предъявлены и проверены. Счет мистера Пелла был взят под подозрение Сэмом, и некоторые издержки не получили утверждения третейских судей; но, несмотря на заявление мистера Пелла, скрепленное торжественными клятвами, будто с ним обошлись слишком сурово, эта операция оказалась самой выгодной из всех его юридических операций и на полгода обеспечила ему стол, квартиру и стирку белья.

Третейские судьи, пропустив по рюмочке, пожали всем руку и удалились, так как им в тот же вечер предстояло уехать из города. Мистер Соломон Пелл, убедившись, что больше ничего не предвидится по части закуски или выпивки, дружески распрощался и ушел, оставив сына наедине с отцом.